ПЕРВАЯ студия. ВТОРОЙ мхат. Из практики театральных идей XX века

Речь о спектакле, который выйдет на большой сцене МХТ: одноактный фарс «Брак поневоле» (тут помогать Александру Бенуа должен Немирович) и «Мнимый больной» – «комедия-балет» (тот же Бенуа с помощью К. С.).

«Брак поневоле» – коротенькую пьеску с плясками – тридцать лет назад в Любимовке ставил К. С., себе брал в том спектакле гротескный эпизод – выход философа Панкраса, оскорбленного фанатика своей системы (роли никакой, но занятнейшие задачи: раж в споре из-за сущей белиберды; вера в принципиальность любимой белиберды; сосредоточен на своем так, что ничего другого в упор не видит. Сцепился с тем, кого на сцене нет, и рта не дает открыть тому на сцене, кто обращается с делом). Но в мольеровский спектакль 1913 года «Брак поневоле» попал в согласии с его названием: работа вынужденная. К тому же спешная.

Предполагалось, пойдет «Тартюф» с «Мнимым больным» как дополнением; еще в сентябре считали, что так и будет, но в октябре заболел Казимир Бравич (этому недавно вступившему в МХТ артисту прочили в «Тартюфе» или заглавную роль, или Оргона; без него никак не расходилось). Бравич скончался 13 ноября. Этого «Тартюфа» отложили – как выяснилось, навсегда. С «Брака поневоле» мольеровский вечер в МХТ начинался, впечатление заслонил обворожительный «Мнимый больной».

«Мнимым больным» занимались с начала сезона в квартире Студии на углу Гнездниковского. В Дневнике репетиций записано: первая состоялась тут в субботу 15 сентября 1912 года, «начало в 8 ч. веч. конец в 11 ч. 45 м.

Вначале по предложению Конст. Серг. Н. О. Массалитинов читает пьесу.

Присутствуют все исполнители, исключая О. В. Гзовскую (отпущена Конст. Серг.).

По прочтении приступают к разбивке на куски.

Кроме исполнителей на репетиции присутствуют А. Н. Бенуа, Л. А. Сулержицкий, Е. Б. Вахтангов.

Репетицию ведет К. С. Станиславский.

Роли поручены…».

Следует распределение, с двумя-тремя позднейшими поправками. Белину, бессовестную жену мнимого больного, по первому распределению должна была играть Лилина[112].

Квартира на углу Гнездниковского оказалась не вполне готовой. На третьем листе Дневника репетиций Станиславский записал: дует по ногам, надо сделать у выхода тамбур, вторую дверь обить войлоком, «поставить печь „Гелиос“», постелить в большой комнате ковер («справлялись в театре, Румянцев дал кусок войлока, т. к. ничего другого не оказалось»). Выяснилось: неисправен котел центрального отопления. Короче: «До пятницы нельзя производить репетиции. И. Е. Дуван предложил свою квартиру. Воспользовались его предложением, назначили там репетицию. Вечернюю репетицию назначили на квартире у меня. К. С. Алексеев».

Дуван-Торцов только что вступил в труппу МХТ, переехав из Киева. 17 сентября среди тех, кто занимался у него дома, Дневник репетиций отмечает Вахтангова и Волькенштейна.

«Работа начинается с упражнений», записали на предыдущей репетиции, 16 сентября. Как и «разбивка на куски», это из методики, принятой в студии. Из той же методики – повторные напоминания всем действующим «об основном лейтмотиве пьесы – „Самодур“ – и об отношении к этой основе всех их» (см.: Л. 25, репетиция 29 октября).

Дневник фиксирует: вплоть до переноса на большую сцену работа над «Мнимым больным» идет в помещении студии. После одной репетиции приписано: «P. S. Необходимо заказать режиссерскую книгу особо для студии» (Л. 9). К. С. просит Вахтангова «выписать все куски „Мнимого больного“ и сдать помрежу для отпечатания в нужном количестве» (как можно понять, для студийцев, те вовлекаются в работу все больше). Вахтангов отвечает записью: «Сделаю тогда, когда хоть на немного освободится режиссерский экземпляр К. С.» (Л. 11 и 10 об.). 22 сентября смотрят первые пять сцен, «на репетиции присутствуют и незанятые в „Мнимом больном“, но интересующиеся работой К. С.» (Л. 12). Через день: «Сверх занятых в пьесе на репетициях присутствует человек 10, интересующихся работой в Студии». Отличный темп: начали 15-го, к концу месяца заняты уже вторым актом – «разбираются в кусках (переживаниях)» (Л. 14).

Репетиции то и дело идут в поздние, на ночь переходящие часы. В Художественном театре так не было принято – опять же что-то «студийное». Вроде ночных занятий дома у Афонина.

Доводы, что «Мнимый больной» создан в поле Первой студии, можно множить. Только само поле ее в сентябре совсем не то, что было девять месяцев назад.

Что случилось, почему с первых чисел сентября жизнь студии изменила ритм и смысл, кто вмешался, сделав ее, очевидно, иной по сравнению с тем, как с января 1912-го она шла и записывалась, – не такие уж загадки.

Станиславский с января 1912-го в студии присутствовал, как сказали бы теперь, виртуально. По словам Гиацинтовой, его не видели, он где-то витал. С первых же дней сентября К. С., можно сказать, материализовался. Оглушенному Вахтангову он явил себя в громах (восхищенное описание гневных минут К. С. входит в мемуары многих), но вообще-то он вошел в дела студии в чудесном состоянии духа.