Изабелла брела по незнакомой улице, не задумываясь о том, где она и как будет выбираться. Ей было почти хорошо – гораздо лучше, чем в отеле, где надо казаться весёлой и беспечной, когда на душе скребут кошки и наливается чернотой внутренний мир. А сейчас можно просто идти, ни о чём не думая, и смотреть на небо, и темнота в душе так хорошо сочетается с темнотой вокруг…
Переулки, улицы, проспекты, аллеи. Всё сливалось воедино, в одну ломаную кривую, нарисованную воображением сумасшедшего художника. Изабелла чувствовала себя лишней в этом творческом замысле, но деваться было некуда. Возвращаться назад она не могла. Впереди ничего не ждало. Стоять на месте бессмысленно. Оставалось лишь надеяться, что ноги сами принесут туда, куда нужно.
А пока босые ступни мягко касались пыльного асфальта, руки висели вдоль тела, сердце билось с надеждой, облегчением и тоской, глаза смотрели в небо, а разум спал.
Неожиданно Изабелла осознала, что стоит на мосту – том самом, где повстречалась с Люком. Лёгкая усмешка тронула губы – девушка была бы не против снова оказаться с ним, ведь он оказался единственным, с кем она чувствовала себя легко и спокойно. Изабелла облокотилась на перила и посмотрела на воду. Волны колыхались медленно и словно бы задумчиво, оказывая на растрёпанные нервы девушки гипнотическое воздействие. Она стояла и смотрела, словно заворожённая, не думая ни о чём, ничего не чувствуя, потеряв себя в тёмных переливах.
Яркая искра мелькнула в чёрной воде, будто падающая звезда сверкнула в густом ночном небе. Изабелла вздрогнула, приходя в себя, и с интересом уставилась на реку, пытаясь понять, что бы это могло быть. Однако оно не спешило повторяться. Девушка со вздохом подняла взгляд.
Удивлённо расширила глаза. Так не бывает! Что это такое?
И куда же делся Каир?
Багрово-чёрные тучи плотно укутали сизое небо. Стояла настолько глубокая тишина, что Изабелла слышала удары собственного сердца, и они казались оглушительно громкими. Вокруг был хаос – самая безнадёжная, безысходная и печальная разновидность.
Разрушенные до основания здания. Когда-то – надёжные сосуды домашнего уюта, теперь – бесполезные груды железобетонного хлама.
Разбитые, выеденные ржавчиной автомобили. Большинство придавлено к земле сокрушительной силой. Повсюду битое стекло и обломки металла, и запах крови.
Смешанный с запахом грозы. Пронзительное сочетание свежего, бодрящего аромата озона – и густого, терпкого, металлического запаха крови.
И люди, повсюду люди… вернее, то, что от них осталось.
Возле правой ступни Изабеллы – белая рука, совсем недавно принадлежавшая юной женщине. Разум Изабеллы машинально подмечал мелкие детали: ссохшиеся обрывки вен и артерий, сломанную желтоватую кость, чёрную грязь под посиневшими ногтями. В душе девушки, словно мчащийся с горы снежный ком, нарастало неизъяснимое чувство, лихорадочная смесь ужаса и отвращения, – нарастало и готовилось вырваться в крик.
Но крика не было. Изабелла перевела дыхание, облизнула пересохшие губы. Это должно быть её испытание, а значит, всё, что она видит вокруг, нереально.
А значит, где-то поблизости летает сияющая белая птица.
Изабелла огляделась, усилием воли заставляя себя не обращать внимания, не замечать бесчисленные тела людей, небрежно, словно сломанные игрушки, раскиданные вокруг. Она не хотела видеть, – но видела, и отныне её кошмары обогатятся новыми подробностями.
Ни крови, ни разбросанных по асфальту внутренностей, ни запаха тлена, ни вьющихся мух. Всё очень аккуратно. Аккуратно оторванные конечности. Аккуратно переломанные тела. Будто это не живые люди, а куклы, с которыми всласть наигрался жестокий малыш. И глаза кукольные: пустые, мёртвые глаза. Вот только лица искажены страданием и болью. Куклы такими не делают.
И тишина, глубокая, абсолютная тишина, такая, что дыхание кажется громом, и пространство содрогается со стуком сердца.
А птицы нет.
Изабелла стоит посреди хаоса и ждёт – её появления, кары небесной, точных инструкций, ну хоть чего-нибудь! Но ничего не происходит. Застывший кошмар кругом, запахи грозы и крови, и безмолвие.
Глаза закрыты, голова опущена вниз, кулаки сжаты. Привычная поза. Свернуться бы сейчас калачиком, обняв коленки, и тихонько заплакать. А ещё лучше – прижаться крепко-крепко к любимому тёплому боку, глубоко вдохнуть родной запах, почувствовать себя наконец-то в безопасности, наконец-то любимой – и дома…
Но нет. Ты же взрослая, не так ли? Тебе не пристало скучать по маме, уже давно нельзя, нет. Скрепи же сердце железным ободом.