Первая сверхдержава. История Российского государства. Александр Благословенный и Николай Незабвенный

На российской территории, в Одессе, несколько лет назад возникло патриотическое общество греков-эмигрантов, мечтавших вернуть своей родине независимость. Греческая община в империи вообще была многочисленна и влиятельна. К ней, в частности, принадлежал управляющий министерством иностранных дел Иоанн Каподистрия. Сначала «Этерия» (так называлась организация) рассчитывала, что он и возглавит движение, но почтенный дипломат уклонился. Тогда вождем стал молодой гусарский генерал Александр Ипсиланти, герой войны 1812 года, потерявший руку в Дрезденском сражении. Одно время он состоял адъютантом при государе, что придавало его действиям вид русской интриги.

В 1821 году Ипсиланти с небольшой дружиной устроил восстание в низовьях Дуная, был разбит, попытался в обход, через австрийскую территорию, проникнуть в Грецию, но Вене эта подозрительная авантюра, грозившая нарушить баланс на Балканах, совсем не нравилась, и повстанцев, российских подданных, арестовали. Еще хуже повели себя турки. Они схватили константинопольского патриарха Григория V и прямо в день православной Пасхи повесили его и трех митрополитов на воротах, в торжественном облачении. За этим последовал кровавый христианский погром.

Восстание, к тому времени уже вспыхнувшее на юге страны, теперь развернулось еще шире. Греки избрали депутатов в Национальное собрание, провозгласили конституцию – и вот теперь попросили Европу о помощи.

Император Александр попал в очень трудное положение. С одной стороны, смириться с убийством православных иерархов было невозможно, как и бросить в беде греков, привыкших надеяться на Россию. Еще Екатерина Великая мечтала о греческом восстании, чтобы поддержать его и утвердиться на Средиземном море. И этот момент наконец настал. «Отказаться от сочувствия этому явлению для России, для русского царя значило вступить в вопиющее противоречие с собственной историей», – пишет В. Соловьев.

Но греки восстали против хоть и мусульманского, но законного государя, да еще провозгласили конституцию. Поддержать их революцию означало бы предать всё, ради чего создавался Священный Союз.

Александр отказал грекам и потом объяснил это так: «Я первый должен показать верность принципам, на которых я основал союз. Представилось испытание – восстание Греции; религиозная война против Турции была в моих интересах, в интересах моего народа, требовалась общественным мнением моей страны. Но в волнениях Пелопоннеса мне показались признаки революционные, и я удержался».

И дома, в России, и в славянском мире это решение вызвало огромное разочарование. Турки беспрепятственно резали плохо вооруженных повстанцев, устраивали казни и карательные экспедиции, а Россия бездействовала.

В этой тяжелой ситуации Александр продемонстрировал, что ставит интересы Европы (как он их понимал) выше национальных. Но это была личная позиция, вступавшая в конфликт с духом и логикой империи. Преемник Александра изменит приоритеты и еще вернется к греческому вопросу.

Реакционный либерал

Смена курса

Либеральные реформы – вернее, попытки реформ – происходившие в 1800-е годы, были так внове для российской истории, что за Александром I закрепилась прочная репутация правителя-либерала. Однако на самом деле в послевоенный период это царствование стало охранительным и антилиберальным, а под конец сделалось откровенно реакционным.

Уже говорилось, что кроме причины субъективной – пробудившегося религиозно-мистического чувства – у Александра имелись и вполне рациональные резоны для столь резкого поворота. В 1820-е годы они только усилились.