Первая улыбка Мадонны

   Он не то хмыкнул, не то хрюкнул от радости: в копилке его дотошности звякнула о дно новая моя тайна, причём, весьма пикантного свойства, то есть, самое чистое золото. Конечно, её приличной публике не покажешь, ну, так, наедине, шепнуть кому-то на ухо… А уж его знакомые поспешат передать новый бородатый анекдот всем своим…

– Что слышно в городе? – осведомился я.

   Пётр Семёныч горестно вздохнул, оживился ещё больше и поделился новостями:

– Этой ночью троих человек убили. Зверски… Горло распороли… Какому-то молодому парню грабительской внешности, семидесятилетней старухе-нищенке и… – он смущённо покосился на мою жену, – И девице сомнительного поведения. И сбросили убитых в реку.

   Раненные вампиры не церемонились и так спешили восстановить силы, чтобы вернуться в бой, что схватили первых попавшихся бедолаг, вышедших на улицу. Следующей ночью они, того и гляди, заранее кого-нибудь поймают, свяжут и оставят в каком-то закоулке, чтоб вернуться и выпить их кровь до дна. Дети ли это будут или старики – им будет всё равно. Впрочем, нет, им захочется поймать молодых…

   По моей спине скатилась капля пота. Вампиры так просто меня в покое не оставят. Но их мало. Если я смогу расправится с ними со всеми… Но вампиры наверняка понимают, что я и сам от них не отстану. Я не только стал сильнее, пережив зарю, но ещё защищаю то, что мне дорого. Может быть, они захотят увеличить число бойцов. И в ближайшие ночи появится много новоявленных вампиров. Впрочем, тех ещё убедить надо, чтоб согласились уйти в объятия ночи, а это иногда требует много времени. Ещё и драться надо их научить, если при жизни в объятьях солнца они зарабатывали мирным трудом. Если, разумеется, вампиры не нахватают головорезов… Правда, новым кровопийцам всё равно надо будет потренироваться – в воздухе, крылатым, с непривычки драться очень трудно. То есть, у меня ещё есть время. Но я очень опасен… Скорее всего, они не только займутся увеличением клана, но ещё и позовут другие…

   Хозяин с наслаждением отодрал жаренное куриное мясо от кости, затем сунул в рот большой зубчик чеснока. Ох, чеснок! И как же я эту дрянь не заметил, когда вошёл в столовую?! А, точно, он уже не так на меня действует…

   Робко протянул руку к проклятому растению.

– Кушайте, кушайте, Кирилл Николаевич, – любезно заворковал редактор, мрачно сверкнув глазами на Софью, которая уже съела две тарелки первого и ела третью второго, – Запах ядрёный, а вкус очень даже ничего…

   Глубоко вздохнув, осторожно коснулся кончиками пальцев мерзкого растения. И ничего со мной не случилось. А если?..

   Сжал маленький зубчик в руке. Тот не обжёг мою кожу. Притянул к себе, осторожно вдохнул запах. Ничего со мной не случилось. Робко откусил чуть-чуть. Жжётся, пакость! Торопливо набрал в рот воды. Стало легче. Надо же, мне от него не дурнеет… О, я нашёл ещё одно оружие! Кстати, надо бы ещё разыскать молодую осинку…

   Написал ещё с десяток рассказов, получил от просиявшего редактора плату и отправился на рынок. Там купил большую корзину, потом чеснока, чтоб с горкой. Затем заглянул в питейную, выпил стакан вина, для достоверности. После купил пару круглых хлебов и нанял двух оборванцев. Первых, которые мне подвернулись.

   Дотемна я и босоногие мальчишки шатались по городу, лущили чеснок, тщательно разжёвывали зубчики и выплёвывали получившуюся кашицу по всем тёмным углам. Когда становилось совсем невмоготу, мы отщипывали по куску хлеба и торопливо его ели. Как-то раз наткнулись на городового. Тот вначале ошалел, увидев такого великовозрастного хулигана, как я, да ещё и не смущавшегося света дня, но, получив несколько монет, тихо удалился в ближайшую питейную.

   Примерно за час до заката за сим непотребством нас застукал Анастасий, злой, не выспавшийся, разъедаемый болью от многочисленных ушибов – хорошо я на него ночью приземлился – и страстно желавший наставить хотя бы одного грешника на путь истинный. Люди, завидев его в таком дурном настроении, забывали о вежливости и сбегали, даже не выслушав. Мальчишки не хотели упускать возможность подзаработать за ерунду, потому доблестно терпели все его разговоры об Аде. А рассказывал он умело, ярко. Пару раз даже я поёжился, такие пытки он нам описал.

  На закате с трудом сбежал от него. Расплатился с мальчишками – и ушёл, не дослушав.

– А-а, грешить побежал, никчёмный ты человек! – провопил он мне вслед.

   И откуда только берутся такие зануды?!

   Проворчал, быстро уходя:

– У меня, между прочим, законный брак!

   Он завопил:

– Все люди грешники и обязаны покаяться!

   А сам он, по-видимому, ни в чём не раскаивается. Наверное, считает себя святым…

   Этой ночью вампиры не появились. Ждал их до рассвета, отчего измучился ещё больше, чем от сражения с ними. В город они не сунутся, пока не сгниёт или не высохнет чеснок, но у них ещё шесть деревень… К тому же, другие кланы могут встать на их сторону, чтобы уничтожить меня и Софью, из-за которой я изменился.