Первая волна. Сексуальная дистанция

«Ладно. Это не важно, это все позади. Я знаю, что должна признаться в полиции, что не сказала тебе про протокол, чтобы тебя отпустили, но мне надо было выбраться из квартиры для этого. Любой ценой! Он сказал, что мне будет, если я признаюсь, и я прорыдала полдня. Но я готова. Это моя ошибка. Моя вина, и я, а не ты, буду за нее платить. Когда он ушел на казнь, я вышла на балкон, разбила стекло и перепрыгнула с него на общий в подъезде. Я скоро стану с тобой заправским верхолазом и форточницей!»

У Лекса заколотилось сердце. Он помнил ее балкон, помнил расстояние до общего. И высоту падения… три этажа! Она написала одно предложение, а у Вольского голова закружилась, как он представил свою хрупкую балерину, вылезающую в разбитое окно и совершающую прыжок до соседнего балкона… чтобы его спасти. Если бы она упала… Ужасом хлестнуло, словно плетью, и он продолжил читать только после того, как отдышался. Пишет же! Значит, живая.

«Жалею, что не додумалась об этом раньше! Со мной все в порядке, только коленкой ударилась, но нам с тобой к таким вещам не привыкать . Сейчас я в метро, еду сдаваться. Попросила какую-то добрую женщину одолжить мне телефон и пишу тебе, чтобы ты не думал обо мне плохо и не тревожился за меня. Все, о чем я мечтаю – это что все скоро закончится, меня отпустят, и мы встретимся, уедем в зону карантина, и нас никто не разлучит. Никогда! Только бы успеть тебя спасти… Моя остановка. Я безумно скучаю! И бесконечно люблю. ЛЮБЛЮ тебя».

А потом, умница, еще и аудио записала всего на несколько секунд, где под шум вагонов метро еще раз произнесла слова любви, и Вольский покрылся мурашками весь, пока сидел, прослушал сотню раз.

«Спасибо, что одолжили девушке свой телефон!» – отправил он в ответ неизвестному абоненту и скинул на номер тысячу рублей.

– Лекс, ну чего там? – обернулся от стола Семен.

И он дал ему прочитать весь рассказ.

– Я не могу допустить, чтобы ее стерилизовали, понимаешь? Не могу!

– Понимаю, – кивнул Семен. И очень серьезно на него посмотрел. – Давай думать.

Сидя ночью у своего панорамного окна в пустой, вылизанной клинингом квартире, Лекс все еще не спал. Ничего толкового они с Семеном не придумали, а камень на сердце за нее лежал пострашней собственного. Слишком хорошо он представлял, в каких сейчас условиях находится его любимая женщина и что переживает.

Он закрывал глаза и представлял невесомые шаги босыми ступнями на цыпочках по паркету, как ее обнаженный силуэт скользит в темноте, окутанный белизной его расстегнутой рубашки. Как она подошла бы чуть слышно сзади, положила голову ему на плечо и горячо дохнула в шею, сунула тонкую ручку ему под локоть и залезла на живот.

Он хотел бы заполнить эту квартиру ее вещами, запахами, звуками. Чтобы она пришла и вдохнула жизнь в это полумертвое, застывшее пространство. Чтобы они танцевали в темноте и тишине у себя в гостиной, чтобы она входила к нему в душ без спроса, чтобы он хватал ее на кухне за готовкой, облизывал тонкие пальцы, сажал на разделочный стол и имел столько, сколько хотел.

Просыпаться с ней и засыпать, покупать еду по списку, написанному ее рукой. В дождь лежать на диване, обнимая ее за плечи, и вместе смотреть на то, как стучат капли о стеклянный потолок. Входить домой и слышать музыку и как она поет у зеркала. Смотреть вместе фильмы, сплетя пальцы рук и крепко обнимая ее в страшных моментах. Хотел слышать, как она хохочет от щекотки, догонять ее визжащую по квартире и, поймав, забрасывать на плечо, чтобы утащить в кровать.

Хотел гладить ее беременный живот и прикладывать к нему ухо в надежде что-то услышать или получить пяткой, целовать его, говорить с ним и ждать, выбирая имя и гадая, на кого будет похож их ребенок. Хорошо бы на нее. И нервничать в роддоме в ожидании новостей, а потом тащить цветы, задыхаясь от радости. Чтобы по всему дому игрушки, чтобы на плечах носить, держа за крохотные ножки и засыпать с указательным пальцем, зажатым в детской ладони.

Визуальный ряд его возможной жизни был настолько невыносимо прекрасен, что открыв глаза, все еще один перед окном, залитый неоновым светом стадиона, он закрыл лицо ладонями и застонал. Они ведь могут их лишить всех этих радостей. Двое людей, которые могли бы быть оглушительно счастливы, могут остаться чудовищно несчастными навсегда. А третий может никогда не появиться… никогда!

Лекс вскочил со стула, заметался по комнате туда-сюда. Потом остановился, замер и через секунду уже сорвался с места. Подлетел к рабочему столу, раскрыл ноутбук, браузер и набрал адрес соцсети, в которой увидел ее спустя столько лет. На секунду замер над клавиатурой и застучал пальцами по кнопкам

Привет, мир. Меня зовут Алексей Вольский, и вчера меня не кастрировали только потому, что моя любимая женщина пожертвовала собой…

Глава 16