Первая волна. Сексуальная дистанция

Он вошел в белое холодное помещение. Взгляд тут же ухватился за кушетку с ремнями и выведенным в сторону лотком-подставкой для левой руки. В нос ударил резкий медицинский запах. От ужаса замутило. А подняв глаза, он увидел стеклянную стену, которой был отгорожен зрительный зал. Он взглянул через стекло и обнаружил там каких-то посторонних людей, а среди них бледное лицо Семена, плачущую Ксению, Машу с распухшим, красным от слез лицом, черного от нервов Долецкого… И Дэна, что стоял в стороне от них и спокойно улыбался. Стоило им пересечься взглядами, как волной агрессии и адреналина из тела вышвырнуло всю подгибающую ноги слабость. Хорошо, что пришел, Дениска. Это поможет не потерять лицо.

Лекс махнул рукой своим, ободряюще улыбнулся, женщины закатились в припадке рыданий. Семен, который за этот месяц зарос как лесник, яростно схватился за бороду, и лицо его исказилось от злости. Он с ненавистью посмотрел в спину Дэна, и на скулах мирного Семы заходили желваки. Сейчас еще бросится и выхватит и от старлея, и по закону. Алекс успокаивающе покачал головой и улыбнулся шире.

Конвойные подвели его к прикрученной к полу кушетке, помогли залезть и пристегнули ремнями. Уф. «Дыши… Дыши…» – повторял себе Вольский и контролировал дыхание, не давая ему разгоняться. Пристав зачитал приговор, и это оказалось так быстро… В кабинет вошла медсестра. Полина. Он узнал ее и в медицинской маске. Она, выходит, палач? Отвечает она за препарат… Как ей спится-то по ночам? Алекса передернуло. Представить себя во власти такого человека было противно и немыслимо. Он от нее отвернулся и уставился в белую шероховатую стену.

«Дыши… дыши…»

– Хорошо подумал? – услышал он едва различимые слова над ухом, пока она ощупывала вену.

– Ну что ты. Пока член не отключится, голова думать не может. Действуй, – отозвался он, не поворачиваясь к ней, и вздрогнул от прикосновения холодного ватного диска со спиртовым раствором.

«Страшный сон… страшный сон…»

Игла вошла в кожу, адреналином ударило: БЕГИ! ДЕРИСЬ! СПАСАЙСЯ! Лекс зажмурился и стиснул зубы. Сердце с чудовищной силой лупило о ребра, дыхание разгонялось уже помимо воли, в голове билось одно слово – «кастрат… кастрат…» Он шумно выдохнул и насильно остановил панические мысли.

За шкирку он потащил свое сознание из кабинета, от Полины, от иглы и яда, вот-вот побегущего по вене. И вернул себя в самый главный момент своей жизни. Как он открывает дверь комнаты и впервые видит свою судьбу. В солнечном сиянии, похожую на балерину. Он вспомнил ее и это чувство переполненной восторгом груди, замирающего дыхания и сладко сжавшегося сердца. Вспомнил, и по телу раскатилась приятная теплая волна. Лекс улыбнулся, задышал ровнее, сердце сбавило ход.

Он настолько погрузился в это состояние, что не сразу заметил, что что-то пошло не так. Шум, странные звуки. Вольский открыл глаза, повернулся. Увидел введенный в вену катетер, увидел шприц с прозрачной жидкостью в руке палача, но рука была опущена. Игла смотрела в пол. За стеклом кто-то кричал, внутрь помещения до Лекса долетал лишь смутный гул, как через воду. А ремни не давали обернуться. Сема все-таки втащил Дэну? Но тут хлопнула дверь, и вошел какой-то человек. Приговоренный скосил на него глаза.

– Отвяжите его, процедура отменена, – сказал человек, и с этими словами Алекса едва не покинуло сознание.

В ушах зашумело, сердце затрепыхалось и будто замерло. Он не верил своим ушам, а конвой уже расстегивал ремни. Ему отвязали отставленную в сторону руку, и он сорвал катетер, прижал ее к груди, ошалелым взглядом осмотрелся, сел на кушетке и перевел взгляд за стекло. Дэн солировал. Он орал и пытался пробиться сквозь толпу репортеров из зрительного зала, но его обступили и не пропускали. В стороне стоял Сема и обнимал Ксению, Долецкий сидел, запрокинув голову назад и закрыв лицо руками. Маша что-то яростно орала, потрясая кулаками в сторону Дэна.

– Что произошло? – хриплым, непослушным голосом произнес спасенный.

– Явилась Тихомирова и дала показания, – ответил пристав. – С вас сняты все обвинения.

Вольского замутило. Он ухватился за кушетку, чтоб не упасть, и его вывернуло Полине на туфли. Она с криком омерзения отскочила в сторону. Тело отказалось слушаться, и конвоиры быстро вывели его из кабинета чуть ли не на руках.

Лекс едва шевелил ногами, пока его волокли по коридору. Он не мог представить, что могло бы испугать его сильнее, чем идти тем же путем, прислушиваясь к отравленному телу. Теперь знал. Альбина, что взяла все это на себя. Он представил ее в этом кабинете наедине с Полиной, и его потянуло проблеваться еще раз, но было нечем.

– Мне… мне надо в туалет, – прохрипел он, и на удивление его услышали.