Она дернулась в их руках ему навстречу, оборачиваясь, пытаясь вырваться. Алекс ринулся следом, но путь ему преградил человек, о котором в эти минуты он думал меньше всего. Дэн! Глаза Вольского немедленно налились кровью. В сочетании с любимой, которая выкрикивает его имя, пока ее силой волокут в зал суда, вид главного врага и его холодных злых глаз детонировали внутри, словно ракетное топливо. Кулаки и зубы сжались, глаза сузились, и Алекс прорычал:
– Отойди.
– Давай, газуй, я в нетерпении, – подбодрил его агрессию Борисов.
И это значило, что стоит ему броситься, как статья будет готова в секунду и его упакуют на месте. Чудовищным усилием воли Алекс остановил бешено рвущееся в бой животное и улыбнулся.
– Чье имя она кричит, Дэн? Я не расслышал. На твое не похоже.
– Леша-а-а! – как по заказу выкрикнула она. – Что это?
Соперники как по команде обернулись. Толпа митингующих, что увидела сцену на ступенях и подняла крик, выкрикивая все лозунги разом и высказывая Дэну свое отношение к ситуации, не могла заглушить другой звук. Это было похоже на рев болельщиков после плохого матча. Он разносился далеко, и источник никто не мог определить. До тех пор, пока из-за угла на проспект не выплеснулись передовые толпы бегущих людей, одетых в черное.
Вольский сделал два шага, поднимаясь на одну ступеньку с Дэном, и они плечом к плечу уставились в немом отупении на огромную толпу, что вырвалась из переулков и затопила площадь.
– Долой фашисткий режим! – услышал Вольский, и люди в черном налетели на бойцов оцепления.
– Что ты сделал? – выдохнул Дэн.
– Это не я! – отозвался потрясенный Вольский, не понимая ровным счетом ни черта из того, что происходило на площади.
А между тем черная масса схватилась с гвардейцами перед барьером, и люди в касках вдруг как будто бы оказались защитниками митинга, пытаясь оттеснить незваных гостей от построения перед лестницей. Куда там! Их было в десятки раз меньше. Мирная толпа в белом заволновалась, отхлынула назад. Алекс увидел, как Семен с криком «Уходим! Быстро!» тащит Ксению и Машу с площади. Стоящие с краю люди в белом начали разбегаться. Площадь потонула в яростных криках «бей фашистов!». Прозвучал выстрел…
Алекса сковало животным ужасом. Он стоял над беснующейся площадью, онемевший и примороженный к месту, и глазам своим не верил. Что это? Кто? Откуда взялись? Он забыл обо всем. О том, зачем они здесь собрались, что рядом злейший враг, что где-то здесь любимая женщина. Он просто смотрел, как черная толпа опрокинула барьер и смешалась с белой. На демонстрантов они не нападали, напротив, подхватывали, обнимали, принуждали выкидывать в воздух сжатые кулаки, поддерживать выкрики. Другая часть толпы набросилась и принялась раскачивать автозаки.
– Леша! – звонкий крик выхватил его из оцепенения, и они с Дэном снова синхронно обернулись.
Конвой, что тащил Альбину к залу суда, подхватили ее с двух сторон, оторвали от земли и бегом несли обратно к машине. Захваченный зрелищем, Алекс упустил их из виду, и они уже находись в двух метрах от распахнутой дверцы.
Отбить ее, не дать увезти! В суматохе забрать и покинуть город. Немедленно! Сердце колотилось как безумное. Он рванулся следом.
– Стоять! – рявкнул он, готовый бросится на вооруженную охрану с голыми руками.
Она была уже совсем рядом. Испуганная, безвольно трепыхающаяся в сильных черных руках, она оборачивалась, ища глазами своего защитника. Остановить! Задержать! С площади придет подмога. Он уже слышал голоса за спиной. Но внезапно сбоку на него кто-то налетел, сбил с ног и бледное лицо любимой женщины, искаженное ужасом, мелькнуло и осталось где-то в стороне, а весь мир замелькал и перевернулся несколько раз. Вольский покатился по бетонным ступеням, с криком боли. Не зажившие окончательно ребра будто заново треснули. С тяжелым выдохом он ударился об асфальт, согнулся пополам и сквозь красную пелену боли увидел, как конвой подбежал и принялся заталкивать упирающуюся Альбину в салон.
– Остановите машину! Остановите, – истошно заорал он, поднимаясь на четвереньки, и немедленно получил сокрушительный удар ногой в живот.
– ЛЕЕЕШАААА! – зазвенел крик Альбины в ушах.
Оффф, мир кувыркнулся еще раз, когда Вольский упал на бок и наконец перевел взгляд на причину своих кульбитов. Дэн! Это он сбил его с ног, сбросил с лестницы и теперь бил ногами. Бил со всей ненавистью, озверелым ожесточением, так, будто одним ударом хотел убить, так, что внутренности должны были бы превратиться в фарш.
– ДЭН! Оставь его! Нет! Хватит! Не-е-ет! – истерически билось откуда-то сбоку.
Захлопнулась дверь машины конвоя, и крики оборвались. Авто тронулось с места, ему преграждали путь всего несколько человек в белом и черном. Альбину увозили с площади, а все, кто бесновался на ней, не успели разобраться в том, что происходит у здания суда, больше занятые своей революцией. Помочь было некому.
– Сука-а-а-а-а! – отчаянно завыл Вольский и откатился от очередного удара.