Первая жена (сборник)

С перекошенным от ярости лицом Глеб взял лопату. Копать не получалось. Руки дрожали, нога соскальзывала, вязкий пот заливал глаза.

«Что я делаю? Зачем? Если им нужны деньги, то при чем здесь могила?»

Жена уже не выла. Она в изнеможении присела, обхватив детей, и с ужасом взирала на действия мужа. Дети жались к матери, дрожали и продолжали плакать. Бандиты, временно оставив их в покое, подгоняли Глеба:

– Торопись, урод! Твои часы сочтены! Сначала детей закопаешь, потом сам спрыгнешь! Мы уж тебя добьем, не сомневайся! А с телкой твоей как-нибудь сами разберемся, без тебя… – И они заржали, довольные собой и своей честно исполняемой работой. Нравилась им, видно, такая работа – насиловать, унижать, убивать.

Глеб пытался думать. Не очень это, правда, получалось у него. Мысли о возможных путях спасения вообще не приходили ему в голову. Если бы он был один, тогда еще какой-никакой, а выход он бы искал. А с детьми, с женой… Нет, нереально. Но все-таки вот так тупо копать себе могилу было ненормально, и надо было срочно что-то предпринимать. Он копал и уговаривал сам себя, что должен вступить с бандитами в переговоры. «Им же нужны деньги, им не нужна моя смерть!» – в который раз набатом стучало в голове. И все же слова не шли с языка: то ли он боялся испортить ситуацию напрочь, то ли ждал более подходящего момента. В какой-то момент пришло осознание: акция задумана как устрашающая, чтобы выбить побольше денег. Убивать ни его, ни его семью наверняка задача не стоит. Могут, конечно, требовать отдать бизнес. И в данной ситуации такой ход, скорей всего, удался бы. Да он любые бумаги подпишет, согласится на любые условия, лишь бы жизнь спасти и детей сохранить! Но они пока ничего не требовали, ни о чем не спрашивали и только подгоняли его: мол, давай, торопись, копай!

Яма углублялась потихоньку. Дети опухли от слез. Супруга казалась невменяемой. Мучители на какое-то время затихли. Устали, что ли, или заряд агрессии кончился у них. Но как бы там ни было, они курили, вяло переговаривались между собой и вообще вели себя уже гораздо спокойнее.

Глеб решил, что можно приступить к переговорам и уже хотел было произнести первую заготовленную фразу, что, мол, ребят, ладно, постращали и хватит, давайте договариваться! Но не тут-то было. Эти трое покурили, переглянулись, один из них сказал странную фразу: «Ну чего? Я за веревкой?» – и пошел к машине. Глеб напрягся.

– Кого первого будем подвешивать? – по-деловому, буднично спросил он, когда вернулся.

– Пацана давай! – кивнул в сторону детей тот, кто был у них за старшего.

На этих словах Глеб бросил лопату и рванул к своим, но был остановлен резким ударом в грудь.

– Куда?! Твое дело – копать! Понял?!

Один ударил Глеба ногой в живот. Другой схватил мальчишку, третий стал крепить веревку к ветке. Деловито так, споро.

Дети заголосили с новой силой. Женщина кинулась к ребенку, но была не просто остановлена, а отброшена далеко в кусты.

– Ребята! – Глеб еле выпрямился после удара. Живот ломило, ладони пылали, в глаза лился пот. – Ребята, пожалуйста, я вас прошу!

Дети орали, жена билась в истерике, отморозки матерились. Чтобы быть услышанным, надо было кричать. Глеб и кричал:

– Ребят! Дайте сказать!

Он понимал, что один против троих не потянет. Никаких силовых ресурсов у него нет. Только слово, только речь может его спасти. Но у ребят, видимо, была своя программа мероприятий. Похоже, уже не раз отработанная и успешная.

– На колени, сука! – заорал один из них. – На колени!

Глебу ничего не оставалось делать, как подчиниться. Спокойно смотреть на сына, который уже и так описался от страха и стоял еле живой, он не мог. Он уже был согласен на все, чтобы хоть как-то остановить экзекуцию, не доводить до трагедии. Бог с ним, с бизнесом, с деньгами! Лишь бы спастись!

Он стоял на коленях. Они заставляли его ползать, они плевали ему в лицо, они избивали его ногами на глазах семьи.

Глеб каждого из бандитов определил на свой лад. И хотя внешние образы были вполне узнаваемы – бритые головы, кожаные куртки, хамоватость и наглость взгляда – каждый из троих имел свои отличительные черты. Главный, по мнению Глеба, – это не самый здоровый, это тот, который говорил коротко и зло и у которого жесткость и дерзость затмевали не слишком физически развитую фигуру. Такие люди встречались Глебу. Вроде бы ничего угрожающего, довольно простецкий внешний вид, и в то же время, как только того требовала ситуация, включались особый взгляд, напор, воля и настолько высокая энергетичность, что устоять перед ней удавалось далеко не каждому.

Другой – с едва выраженными зачатками человечности, если можно так вообще определять черты бандитской личности. Но в его глазах и поступках проступала еле заметная доброта, что ли. Он и матерился реже других, и бил не так больно, а истинной злобы в нем как будто и не было вовсе. Так, кураж, привлекательность остроты ситуации, поддержка «боевой» команды. Его можно было бы считать случайно занесенным в эту троицу.