– Такие типы, как он, закидают тебя самыми бестактными вопросами и бровью при этом не поведут. Ситуация, конечно, с самого начала складывалась так себе, но проигрывать я все равно не собираюсь, – с этими словами Касё посмотрел на меня, затем на Цудзи и серьезным тоном добавил: – Думаю, картина произвела на присяжных сильное впечатление, и все благодаря тому, что вы вдвоем поехали в Тояму и выяснили, как проходили уроки рисования в доме Хидзириямы. Спасибо.
– Нет, нет, что вы! Простите, если я вмешивался в это дело больше, чем следовало, – смущенно начал отнекиваться Цудзи. – Надеюсь, вам удастся выиграть. Удачи!
Поклонившись, мы покинули здание суда, чтобы пообедать. Никогда еще я не ощущала такого прилива энергии, глядя на холодное зимнее небо.
– Все это очень волнительно, – будто прочитав мои мысли, произнес Цудзи.
Я молча кивнула. Мы вернулись за десять минут до начала заседания. Направляясь по белому коридору в сторону зала суда, краем глаза я заметила знакомую фигуру и тут же обернулась. Прокурор провожал в комнату ожидания для свидетелей мать Канны, на ней был белый свитер. Я лишь мельком увидела профиль женщины. Она выглядела не подавленной, а скорее воинственной.
С ощущением, будто увидела что-то не предназначавшееся для моих глаз, я пошла в сторону сидений для слушателей.
– Итак, продолжим заседание. Сначала мы заслушаем показания свидетеля со стороны обвинения. Свидетель, пожалуйста, выйдите вперед.
Мать Канны, громко стуча каблуками, направилась к трибуне. Она не сводила глаз с дочери, и та поспешно опустила взгляд в пол.
– Свидетель, представьтесь, пожалуйста.
– Акина Хидзирияма.
Ее голос звучал твердо. Она выглядела слишком величественно для женщины, чей муж был убит, а дочь находилась под арестом. На этот раз вместо нервозного прокурора со своего места поднялся другой, молодой и спокойный.
– Я бы хотел задать свидетелю несколько вопросов. Девятнадцатого июля вы находились дома и готовили ужин, когда обвиняемая пришла домой в футболке со следами крови. Все верно?
– Да.
– На ваш взгляд, как матери, в каком состоянии находилась подсудимая?
– Она выглядела взволнованно, но при этом не плакала. Для человека, который только что убил родного отца, она вела себя очень спокойно.
– Спокойно?
– Да.
– Подсудимая что-нибудь вам сказала?
– Сказала, что отцу в грудь вонзился нож.
Я широко открыла глаза. Получается, Канна сразу попыталась объяснить матери, что не убивала отца. Однако та никак не упомянула об этом, когда мы приезжали к ней в больницу.
– И как вы отреагировали?
– Я спросила: «То есть он что, хотел покончить с собой?» Канна ответила, что он налетел на нож, который она держала в руке. Я возразила, что ножи не вонзаются в людей сами по себе.
– Что же вам на это ответила подсудимая?
– Она сказала: «Я так больше не могу», – и выбежала из дома.
– Что вы сделали после этого?
– Сначала я не могла понять, правду ли сказала Канна, и уже собиралась связаться со школой, где работал Наото, когда раздался телефонный звонок. Мне сообщили, что муж доставлен в больницу. Я сразу поехала к нему. Когда в больнице наконец объявились полицейские, они сообщили, что Канна арестована.
Тут молодой прокурор, который все это время сохранял полную невозмутимость, удивленно поднял брови:
– Только что вы заявили, что не могли понять, обманывает вас подсудимая или нет. Почему вы не поверили ее словам?
– Почему? – негромко переспросила женщина. – Потому что у Канны всегда была привычка лгать и рассказывать небылицы.
– С какого возраста вы начали замечать это за ней?
– Наверное, с младшей школы.
– У вас есть предположения, почему подсудимая начала себя так вести?
– Нет, – мать Канны слегка покачала головой.
– Как вы считаете, можно ли сказать, что ваш супруг и подсудимая были в хороших отношениях?
– Нет, так сказать нельзя. Мой муж был строгим человеком со своими прихотями. Он постоянно работал за границей и редко бывал дома, поэтому они мало общались.
– Правда ли, что господин Хидзирияма не поддерживал желание подсудимой работать на телевидении?
– Да, – без колебаний ответила она, кивая. – Это правда. Он считал, что телеведущей долго не проработать: пока женщина молода, она пользуется успехом, но стоит ей достигнуть определенного возраста, как ее популярность начинает угасать.
– Получается, господин Хидзирияма был против выбора подсудимой, потому что беспокоился о ее будущем?
Мать Канны снова уверенно кивнула:
– Да. Он считал, что Канна слишком чувствительна, и поэтому работа, связанная с публичностью, ей не подходит.
– Они когда-нибудь ссорились из-за этого?
– Вечером накануне собеседования они довольно сильно поругались.
– Как вы повели себя, когда это случилось?
– Я не могла ничего возразить мужу, если уж он решил, что его дочь не должна работать на телевидении… Я хотела поговорить с Канной, объяснить, что отец желает ей только добра, но она заперлась в своей комнате.
– После этого вы не заметили в поведении подсудимой ничего странного?
– Нет, вроде она успокоилась. В тот вечер мы с мужем ужинали не дома, поэтому точно сказать не могу.