Первая зорька

Колок, между тем, кончался. Дальше шла стерня. В стороне стоял крытый соломой ток. Мы разошлись. Через несколько минут с левого фланга раздался условный сигнал Захара Петровича: «Гоп! Гоп!!» Гон начался.

Метрах в семидесяти от нас, легко, будто качаясь на волнах, показался козел. Я встал, как вкопанный. «Вот он — настоящий, дикий!..»

Мощевитин был в неописуемом восторге. Еще бы, впервые за все годы охоты он поймал в объектив своей лейки лесного красавца и успел щелкнуть два кадра!

— Тоже мне, охотник, — пробурчал Абрыков, — на съемку что ли приехал? Под носом был…

— Не мог я стрелять, Михаил, козлуха же, — начал было оправдываться сконфуженный Максим Николаевич.

Лицо Абрыкова побагровело, под нахмуренными густыми ржавыми бровями бешено метались белые яблоки глаз. Зубами он точно пережевывал крупно зернистый песок.

— Охотничек!

Мы переглянулись, а он тем временем продолжал:

— Надо бы, чтоб козел в твой глупый лоб врезался. Одним бы идиотом меньше было. Определил: козлуха. Ты ей под хвост заглядывал?

— Перестань, Михаил, по пустяку злиться, — умоляюще попросил Максим Николаевич.

— Балда ты и только, — огрызнулся Абрыков.

— Ну, будет вам… успокойтесь, — вмешался я.

— Чего шуметь, — вступился в разговор Захар Петрович. — Поехали к Волчьим болотам.

Абрыков что-то пробурчал и не спеша направился к стоянке.

* * *

Чуть набитая дорога, то и дело петлявшая среди сплошь заросших подлеском колков и сухих болот, привела нас вскоре к небольшому массиву парового поля. На его южной окраине за редкими стройными березами начинались Волчьи болота. Они тянулись с севера на юг, окаймленные по краям совершенно не видевшим топора березняком, осинником, черноталом.

— Волчьи болота для волков, — сказал я нашему проводнику.

— Может, и верно, — согласился Захар Петрович, — но никто из деревенских давно волков не встречал. А вот козлы сюда к зиме собираются. Снегу тут не так много, лес нетронутый — глухомань, словом. Козлу раздолье. Молодой осинник и тальник кругом. А за лесом — поля, озими, клевер и солома в стогах. Ему и жизнь!

Захар Петрович посоветовал, как лучше устроить гон, распределил между нами обязанности. Сбросив плащи, я и Абрыков отправились в загон.

Взяв вправо от стоянки, мы прошли метров триста вдоль паров и очутились в лесной чащобе. Подождали немного, потом разошлись пошире и начали гон. Шли в направлении, намеченном Абрыковым, напрямик к болотам. Но вскоре я потерял Абрыкова из виду и лишь угадывал по треску ломающихся сучьев, где он должен быть. Лес все густел и преодолевать чащобу становилось все труднее.

— О-го-го-о-о! — подал я знак.

Абрыков откликнулся. Я позвал его и уселся на поваленный ствол.

— Что случилось? — спросил Абрыков, придерживая на плече «Зауэр».

— Мы не туда идем.

— Да брось ты ныть, — вскипел Абрыков. — Ну и попал я в компанию: один круглый дурак, другой агитатор, третий нытик.

Я не вытерпел и оборвал его:

— Будет тебе каждому ярлыки наклеивать. Посмотри на часы.

— Ну и что?

— Не многовато? Почти сорок минут, как покинули стоянку, а «волчьими» и не пахнет.

— Не выдумывай, иди за мной.

Шли около часа. Лес заметно поредел. Места были явно незнакомые. И когда наш путь пересекла лесная дорога, истоптанная отарой, сомнений в том, что мы заблудились, не оставалось.

* * *

Короткий осенний день угасал. Набежавший ветерок, слегка расшатывая верхушки деревьев и шурша сухой травой, повеял лесной сыростью. Впереди слева, будто дразня, краем выглянуло солнце, клонившееся к горизонту, бросило косые лучи на раздетые деревья. Оно словно предупреждало: «Торопитесь, охотники! Скоро вечер».

По голому стволу старой березы шныряли два больших черных дятла. Вот один, вцепившись острыми когтями в кору, пробарабанил торопливо. Где-то в отдалении глухо лопнул ружейный дублет.

— Давай-ка отдохнем малость, — предложил Абрыков.

Я не заставил себя уговаривать. Оба, как подкошенные, завалились в траву, а вслед упали первые капли дождя. Серое и неприветливое небо стало еще мутнее.

«Что сейчас делают наши? — подумал я. — Наверное, упрятались в «Москвиче» и шпарят охотничьи прибаутки. Дернул же меня черт в загон с этим «следопытом». Тащись теперь».

Дождь все усиливался и казалось, что ему не будет конца.

— Что делать? — спросил я Абрыкова.

— Известно что, искать надо. — И встал.

Я еле тащился, а тот вышагивал уверенно и спокойно. С его широкой, сутуловатой спины, спрятанной под армейское сукно куртки, стекали крупные капли.

— Всю охоту испортил. Будь он проклят… этот дождь, — нарушил я молчание.

— Дождь охоте не помеха, — пробубнил Абрыков и, помолчав, добавил: — Не дождь испортил, а дружок твой. На эту лицензию можно пять козлов отстрелять.

— Как это пять? В лицензии сказано одного.

— Все просто. Сегодня, к примеру, двух, следующий раз еще… А потом сдавай бумагу. Кто тебя проверять будет. Лицензия — формальность… По-твоему, каждый охотник по разрешению отстреливает одного козла?

— Конечно, иначе зачем же вводить разрешения?