Первенцы

Двое других даже оставили Гашека в покое, услыхав истошные предсмертные вопли своего товарища. Один из них, худой, краснощекий, в ужасе попятился назад, когда Итка потянулась за второй стрелой. Другой, наоборот, прорычал проклятие и устремился к ней с дубиной наперевес. Она знала, что не промахнется. И не промахнулась. Последний налетчик попытался защититься палицей от пикирующей орлицы. Ему это не слишком-то помогло.

Скорчившийся от боли Гашек хотел было встать, но разодранное шипом бедро не давало пошевелиться – били его не только ногами. Когда Итка опустилась на колени, чтобы осмотреть рану, где-то в небе коротко вскрикнула орлица – на прощание. Она подняла голову, проводив ее взглядом, и совсем ненадолго, между ударами сердца, почувствовала светлую печаль. «Спасибо, – подумала Итка, – я всегда буду тебя помнить». Где-то за ее спиной вдруг охрипшим от крика голосом заговорила хозяйка:

– Пошли в дом, – осторожно опираясь на дверь, чтобы не упасть, сказала она, – паренька надо подлатать.

Итка велела Гашеку взяться за ее плечо, готовясь к тому, что даже несколько шагов дадутся с трудом. Но помощь пришла неожиданно: девушка, на щеке у которой остался страшный синяк от удара Морды, подхватила Гашека с другого боку, и вдвоем они завели его, сильно хромающего на правую ногу, внутрь большой избы.

Пока хозяйка обрабатывала рану, ее дочь Лета сделала для Итки горячий отвар из шиповника. После него сразу захотелось спать, но раздавшийся где-то за окном глухой удар, сопровождаемый конским ржанием, тут же заставил ее насторожиться и выглянуть из дома, держа наготове лук. Однако оказалось, что это всего лишь вернулась Якубова кобыла – и Красавица ее по-своему поприветствовала. Наблюдающая за каждым движением Итки хозяйская дочка, выдохнув вместе с ней, неуверенно произнесла:

– А паренек этот…

– Его зовут Гашек.

– Гашек, – повторила Лета, стараясь прикрыть длинными черными волосами синяк на лице, – это твой муж?

– Брат, – ответила Итка. Казалось, девушку это обрадовало. За стеной послышался сдавленный стон – видимо, хозяйка начала перевязку. «Там во дворе четыре трупа, – мрачно подумала Итка, – один из которых был твоим отцом, а тебе интересно, женат ли Гашек». Лета будто услышала ее мысли и, устыдившись, куда-то скрылась. Итка долго сжимала в руке лук, прежде чем положить его на скамью и толкнуть приоткрытую дверь комнаты, которую хозяйка отвела для раненого. Полусидя на явно короткой ему кровати, бледный Гашек как раз собирался спросить:

– А где…

– Я здесь, – вмешалась Итка. – Лежи спокойно. Как нога?

– Болит, – честно ответил он. – Но выживу. Ты-то цела?

Она кивнула. Хозяйка, чуть подволакивая ногу, вышла, собрав в кучу окровавленные тряпки. Рана была не такой серьезной, как показалось в первые минуты после случившегося, но выглядела все равно неприятно. Через повязку проступило темное пятно. Гашек поморщился и процедил:

– Зараза.

– Могло быть хуже, – буркнула Итка. Она успела разглядеть палицу поближе: такой вполне можно раздробить кость.

– Куда уж хуже. – Он отвел глаза. – Я даже ответить не смог. То, что ты сделала… это было…

– Давай потом, – попросила она. Гашек кивнул: не лучшее время и место для таких разговоров. То, что они выручили хозяев этого дома, еще не было гарантией его безопасности. В комнату снова заглянула хуторянка – она держала в морщинистых руках кружку, над которой поднимался ароматный пар.

– Шиповник, – сказала женщина, поставив отвар рядом с постелью Гашека. – Тебе на здоровье.

Итка сама взяла кружку и сделала небольшой глоток. По усталому телу разлилось приятное, сладкое тепло.

– Просто очень вкусно, – ответила она на незаданный вопрос. – Зовите Лету. Надо похоронить вашего мужа.

Три женщины справились с тяжелой задачей быстро: в доме нашлась наточенная лопата и отрез ткани, подходящий для савана. Жена и дочь убитого крестьянина не плакали над его курганом – Лета только тяжело вздохнула, когда Итка бросила последний комок земли и положила лопату. Хозяйка не стала произносить длинных речей: попрощалась молча, про себя. В лесу ухнула птица – ей ответил мягкий порыв ветра, скрывшего тяжелым облаком тускнеющие лучи солнца. Облака шли на север, к Тарде. Почему-то пробрало холодом.

– Как твое имя? – вдруг прервала тишину хозяйка. Лета тоже распахнула глаза, прислушалась. Это ее нездоровое любопытство начинало Итку слегка раздражать.

– Белка, – коротко ответила она, не тратя времени на лишние размышления.

– Тебя не так зовут.

Итка, хмыкнув, повела плечом.

– Я Гисла, – сдаваясь, вздохнула женщина. – Не стану спрашивать, откуда ты пришла и куда направляешься, но хорошо, что ты оказалась здесь.

Итка кивнула. «Для вас, может, и хорошо, – подумала она, – а как долго Гашек будет вставать на ноги? И где за это время окажется мой отец?»

– Остальных – в выгребную яму, – решила она и услышала, как тихонько охнула Лета. – Но сперва я их обыщу.

Ни мать, ни дочь не осмелились ей мешать. Она начала с Морды: когда он упал со стрелой в груди, ей показалось, что в его поясной сумке звякнули монеты.