За столом собрались сразу после заката. Поскольку их было всего трое, разместились в малом зале, где находился круглый стол. Иногда перед глазами мельтешил хромой управляющий, иногда – очаровательная батрачка с кухни. Ветта сидела между Марко и Войцехом, иногда с тенью беспокойства посматривая в обе стороны: едва завидев брата своей жены, господин Ройда вдруг помрачнел. Войцех искренне не понимал, что не так: жареная говядина была восхитительна, а вино из киртовских подвалов оказалось лучшим, что он пил за последние полтора года. Сестра поначалу пыталась завести какой-то обычный семейный разговор о малозначимых вещах вроде размеров следующего урожая, но ее никто не поддержал. В малом зале повисла унылая, под стать хозяину, тишина. Праздничный вечер нужно было спасать.
– Зятек, – весело сказал Войцех, поднимая кубок и одновременно подмигивая сестре, – а расскажи, каково было в Хаггеде.
Ветта прикрыла глаза ладонью и попросила его прекратить пить – может быть, уже не в первый раз. Он поднял обе руки над столом – смотри, больше не притронусь, и вдруг Марко Ройда ответил:
– На войне убивают людей. Не лучшее сейчас время об этом рассказывать.
– И ты убивал? – настаивал Войцех.
– И я.
– За это тебя прозвали Крушителем Черепов?
– Вполне возможно. Свида, убери отсюда вино.
– А знаешь что, – сказал Войцех, пока управляющий очень быстро для хромого шел к двери с кувшинами в руках, – я тоже… Крушитель.
Он вскочил из-за стола, но его так лихо повело в сторону, что пришлось снова на него опереться.
– Черепов Крушитель, – объявил он. Получилось как-то слишком уж громко. Ветта отодвинула стул, намереваясь встать. – И я убивал. Шулера одного прикончил. В карты он играть любил, зараза, а проигрывать, видать, не любил. А я отучил мухлевать, знаешь, камушком по голове разок-другой… Вот и нет батрака, а осел остался…
Войцех не заметил, как рука Марко Ройды оказалась у него на шее. Ветта в ужасе вскрикнула. Хватка усилилась. Войцех рванулся, но это не возымело никакого действия. И все-таки он рванулся снова и снова, попытался пнуть Ройду в пах, потерял равновесие, стал задыхаться и отчаянно бить мебель, Марко, воздух, все, по чему попадал и промахивался. Ройда встряхнул его, снова выбив землю из-под ног, оттолкнул мешавший стул и стал душить обеими руками. Чувствуя, что теряет сознание, Войцех услышал, как Ветта закричала опять.
Он понял, что Марко его отпустил, только оказавшись на полу и разодрав горло кашлем. Ветта все еще кричала, обхватив руками огромный живот. Ройда с трудом усадил ее на стул и куда-то потащил, царапая пол деревянными ножками. За ними тянулись кровавые полосы.
Мертвецки пьяный и одновременно совершенно трезвый, Войцех осознал себя у бывшего кабинета Гельмута, откуда доносился надрывный плач. Дверь была открыта, внутрь вбежала девчонка с кухни с кучей тряпок, следом – Лянка с ведром воды. Свида преградил путь Войцеху:
– Нельзя. Господин не велел. Только хуже сделаете.
– Это моя сестра!
– Нельзя.
– Я видел роды, знаю, как принимают детей, – доказывал Войцех, но управляющий стоял стеной. Ветта уже не кричала – выла. Дико, нечеловечески – так, что волосы шевелились на голове.
– Гашек поехал в Ольху за госпожой Бертой и старой служанкой.
– Да вы умом тронулись! Какая Ольха?! – заорал Войцех, оттолкнув Свиду и ворвавшись в кабинет. Он не успел ничего увидеть, потому что перед ним вырос Марко.
– Я убью тебя, – очень тихо сказал Ройда, но Войцех отчетливо его услышал. – Сверну тебе шею, если сунешься сюда еще раз.
Больше он не совался.
Когда спустя несколько долгих часов по лестнице поднялась госпожа Берта, а следом за ней – поддерживаемая конюшонком Гавра, Войцех встал на ноги – он все это время просидел на полу у стены, прислушиваясь к тому, что происходило в комнате. Чаще других женщины выкрикивали одно слово: «Рано, рано, рано». Мать прошла внутрь, даже не взглянув в его сторону, а старуха рявкнула:
– Что стряслось?
– Я не знаю, – сдерживая ком в горле, ответил Войцех. – Не знаю… Помоги ей, Гавра, пожалуйста… Она так кричит…
Но старуха его уже не слышала. Вскоре он понял, что тоже ничего не слышит: Ветта затихла. Войцех вытер глаза грязным рукавом и зашел в кабинет.
Все женщины собрались в углу, у камина, о чем-то спорили и зачем-то встряхивали скомканную окровавленную простыню. Войцех снова утерся – слезы никак не прекращались. У постели Ветты остались только Марко и конюшонок, стоящий столбом за спиной господина. В другом углу комнаты кот лениво обгладывал дохлую крысу.
Войцех встал рядом с Гашеком, но не смог долго держаться на ногах – сел на край кровати, стараясь не задеть красиво вышитый подол длинной рубашки сестры. Все вокруг было мокрым от крови, но это не имело никакого значения.
– Она меня попросила, – вдруг глубоким, страшным грудным голосом произнес Марко. – Попросила оставить тебя в покое. Как я должен… Как выполнить ее последнюю просьбу?