Первенцы

– Так или иначе, – продолжила госпожа Берта, – через десять дней мы отправимся к Ройде на памятную. Дух его брата как раз упокоится, и можно будет безбоязненно вспомнить о житейском. О наследниках, скажем, позаботиться.

Ветта ничего не ответила. На памятную трапезу к соседям, Ройдам, в ужасно древний замок Кирта, стоящий на берегу реки недалеко от границы с Ольшанскими, они однажды уже ездили – только тогда поминали Ройду-отца, а Гельмут, ныне покойный, был жив, и возможный брак его с Веттой являлся целью госпожи Берты. Но владельца Кирты женитьба совершенно не интересовала, как и женщины в принципе, если верить тому, что говорили другие отвергнутые невесты. Ветта не верила: у Гельмута – и это она знала наверняка от подкупленной матерью киртовской прачки – в младших конюхах ходил незаконный сын. Пока у госпожи Берты были деньги, чтобы платить прачке, она даже с уверенностью могла сказать, как зовут девку, с которой в этом месяце развлекается Ройда, но однажды деньги закончились, и оставалось довольствоваться расхожими сплетнями.

С предыдущей поездки прошло почти четыре года, и вот теперь Гельмут лежал в могиле, а господином Ройдой звали его брата Марко, знаменитого Крушителя Черепов. О нем слухов почти не ходило, а те, что ходили, вызывали мороз по коже. Отбывший в военный поход еще до смерти отца, он вернулся лишь теперь, когда Кирта осиротела, чтобы принять наследство – то, что Гельмут, известный страстью к азартным играм, от него оставил. В этом смысле Ветта могла даже посочувствовать господину Марко, хотя ее состояние было значительно скромнее, чем его: старшие братья подвели их обоих.

– Ты слушаешь? – спросила госпожа Берта. Ветта кивнула, но мать недовольно цокнула. – Вижу, что не слушаешь. Я говорю, что Марко еще не старый, а с войны привез достаточно добычи, чтобы если не вернуть Ройдам былое богатство, то уж точно поправить дела. Всем этим нужно грамотно распорядиться… И жениться, обязательно жениться. Почему бы и не на тебе.

Ветта смолчала и на этот раз. Ответ на вопрос «почему бы и не на ней?» был довольно прозрачен – она видела его в своем отражении. Рыбьи глаза, пухлые губы и широкий плоский нос, усыпанный отцовскими веснушками, не были созданы для увековечивания в портрете. Когда вдруг пошла повальная мода на портреты, даже в покосившейся Старой Ольхе нашлось место для точеного профиля госпожи Берты кисти непревзойденного Драгаша из Гроцки – на эту блажь ушли последние деньги из остатков ее девичьего приданого. Несправедливость мироустройства в случае Ветты показала себя во всей своей мощи: от матери в ее внешности не было ничего, кроме каштановых волос и статной фигуры. Вот только до фигуры дело не доходило, поскольку всех женихов отпугивало ее лицо.

– Жаль, что Войцех не был рожден воином, – вздохнула госпожа Берта. – Поход против Хаггеды оказался прибыльнее, чем все думали. Если бы он поехал, сейчас мы могли бы уже нанять батраков, чтобы земля не простаивала без дела.

«Но Войцех мертв, – подумала Ветта, – и уже не имеет значения, был ли он воином». Если у матери оставались сомнения – трудно было назвать это надеждами, – то Ветта была уверена, что никогда не увидит брата. И не только из-за слухов: ей казалось, что сердце подсказывает истину. Какая разница, что убило бы Войцеха: алкоголь или Хаггеда – его место больше никто не сможет занять.

А Хаггеда, распростертая на огромной территории у восточных границ Берстони, убивала много. Страна, о которой детям рассказывали страшные истории, оказалась не просто союзом полудиких воинственных племен, а сильным государством, объединившимся перед лицом внешних врагов. Говорили, что хаггедские женщины сражаются наравне с мужчинами и кормят своих младенцев кровью, смешанной с грудным молоком – Ветте любопытно было, в каких пропорциях. Она не знала, когда именно и почему началась война – казалось, так было всю ее жизнь, хотя на самом деле прошло несколько лет. Мать и Гавра называли одни даты и причины, девушки с рынка в Митлице – основной источник новостей для Ветты – другие, а мужчины, чьи разговоры ей удавалось услышать – третьи. Теперь, когда вернулся Марко Ройда, она надеялась выяснить правду, хотя выйти замуж, чтобы наконец освободиться от давления матери, тоже было бы кстати. Она впервые подумала о браке с этой стороны, и привычное чувство полного отвращения на мгновение отступило. Но госпожа Берта заботливо вернула все на свои места:

– Найди Сташа, пусть натаскает воды. Я тебя вымою и осмотрю, а в последующие несколько дней, будь добра, воздержись от прогулок по самым грязным местам нашего владения. Накануне поездки в Кирту снова примешь ванну. Нельзя показываться на глаза жениху в твоем обычном виде.

– Поездки? – процедила Ветта. – Мне любопытно, на чем же мы поедем, если последнюю лошадь продали прошлой весной.

– Об этом я договорилась. Нам одолжат кобылу в Митлице.

– Одну лошадь? Мы поедем на одной лошади?

– Строго говоря, – отметила госпожа Берта, складывая зеленое платье обратно в сундук, – это две лошади. Кобыла беременна.