Ветта развернулась, чтобы мать не увидела, как она закатила глаза, и спустилась вниз, во двор, искать Сташа. Она действительно немного испачкалась, доставая глупого котенка с ольхи. Поскольку звать было бесполезно, Ветта обошла усадьбу кругом, но нигде не увидела ни старухи, ни ее внука. Подумав, она направилась по узкой дорожке, ведущей к деревне – вдруг Гавра взяла его с собой на рынок. Тропинка проходила через небольшую осиновую рощу, в тени которой было приятно прятаться от солнца в жаркую погоду. Но жарких дней в последние годы было все меньше: даже летом постоянно лили обильные дожди, и это крайне беспокоило землевладельцев.
Посреди рощи Ветта вдруг замерла и огляделась, услышав непонятный звук. Когда звук повторился – гул, похожий на коровье мычание, только намного более пугающий и неестественный, – она прижалась спиной к стволу осины, готовая снова залезть на дерево, если придется. Но в этот момент откуда-то слева послышалось знакомое ворчание, и Ветта с облегчением выдохнула.
– Клятые твои букашки, – бормотала Гавра, подталкивая Сташа, чтобы шел побыстрее, – детина здоровенный, а ума, что у навозника. Госпожа Ветта? – тем же тоном спросила она, будто сомневаясь в том, что видела. – Только ведь гуляла, опять захотелось? Мать браниться не будет? Я вот, гляди, ругаю своего, совсем с этими букашками от рук отбился.
Меж стволов промелькнуло какое-то движение, а потом повторился гул. Ветта перевела дух: это все-таки мычала корова – видимо, отстала от общего стада. Слуга указал на нее мясистым пальцем и потянул за собой старуху, но та будто вросла ногами в землю – и он сдался, расстроенно опустив лохматую голову.
– Я как раз искала Сташа, – выдохнула Ветта, – нужно набрать воды, искупаться.
Громила посмотрел на нее добрыми глазами и закивал, будто все услышал. Гавра ткнула его в бок костлявой рукой. Ветта почему-то задумалась о скоротечности жизни.
До памятной трапезы в Кирте оставалось десять дней.
Пролог 2. Повешенный
До памятной трапезы в Кирте оставалось десять дней. Марко Ройда отсчитывал их с нетерпением: надеялся, что после нее, когда дух брата найдет покой, он наконец-то сможет поспать.
С самого возвращения Гельмут преследовал его во тьме. На войне он забыл, что значит видеть сны, и даже этот неясный, зыбкий силуэт заставлял Марко просыпаться в поту. Он был страшно зол на брата – за то, что тот умер, не дождавшись победы над Хаггедой, а теперь и за то, что не давал ему спать. Но этим утром Марко был скорее задумчив, чем раздражен, потому что Гельмут внезапно заговорил.
Господин Ройда, еще не привыкший к своему статусу, в одиночестве позавтракал яйцами с зеленью, сидя за круглым столом в малом зале – как было заведено при брате, любившем подчеркивать свое одиночество, – и направился во внутренний двор. Широкую крутую лестницу, по которой всего полгода назад ходил Гельмут, казалось, не мыли уже давным-давно, а Марко не терпел беспорядка в доме – этого ему с лихвой хватило на полях сражений.
– Свида! – крикнул он, оказавшись во дворе замка. Управляющий Кирты, лысеющий, но еще не дряхлый мужчина с вывернутой от рождения стопой, возник будто из-под земли.
– Чем могу, господин?
– Я хочу ходить по своей лестнице, не опасаясь наступить в кучу крысиного дерьма.
Свида поклонился и так же быстро исчез, чтобы выполнить пожелание хозяина – Марко никогда не понимал, как он так бегает со своим увечьем. Управляющий с самого приезда не оставлял Ройду в покое: после него владение некому наследовать. Марко не хотел с этим разбираться – по крайней мере, не прямо сейчас, когда у него в руках находилось разваливающееся хозяйство – и без обиняков сообщил об этом старику. Свида не унимался, настаивая на том, что после памятной трапезы необходимо устроить смотрины и подобрать хорошую, здоровую невесту, чтобы к следующему году родила ребенка. «К чему такая спешка? – мрачно спрашивал Ройда. – Опасаешься, что и меня вдруг хватит удар?» Старик молча отводил глаза, Марко отсылал его прочь. Спустя время все повторялось вновь. Погано было от этого на душе.
В воздухе летала какая-то гадкая пыль: Ройда откашлялся и сплюнул. На том месте, где только что стоял управляющий, почти сразу оказался конюшонок Гашек, несущий в руках охапку высушенного сена. Марко поморщился, когда мальчишка опустил голову и пробормотал приветствие – слишком ярко ожил в памяти образ покойного брата. «Взгляни на меня, – велел ему этой ночью Гельмут. – Взгляни на меня, ты, Марко, могучий Крушитель Черепов».