Нужны бы только фактические подтверждения этого предположения. Они найдутся в записках М. А. Фонвизина. «Члены Союза,— пишет он,— учреждали и отдельные от него общества под влиянием его духа и направления; таковы были
На основании всех приведенных данных мы имеем право установить связь «Зелёной лампы» с Союзом благоденствия. Мы лично принимаем кружок «Зелёной лампы» за «вольное общество», но и несогласные с нами именно в этом не могут отрицать его связи с «Союзом». Кружок как бы являлся отображением «Союза»; неведомо для Пушкина, для большинства членов, «Союз» давал тон, сообщал окраску собраниям «Зелёной лампы». Пушкин не был членом Союза благоденствия, не принадлежал ни к одному тайному обществу, но и он в кружке «Зелёной лампы» испытал на себе организующее влияние тайного общества.
Этот вывод чрезвычайно важен для истории жизни и творчества Пушкина 1818—1820 годов, ибо он устанавливает тот угол зрения, о котором мы говорили в начале заметки. Басни же о «Зелёной лампе», распущенные П. И. Бартеневым и П. В. Анненковым, должны быть раз навсегда устранены из биографии Пушкина.
Но «Зелёная лампа», занимавшая до сих пор только пушкинистов, получает теперь интерес и для историков русской общественности. Рисуя историю общественного движения 1816—1825 гг., историк не должен забыть и «Зелёной лампы» — этого «вольного общества» Союза благоденствия.
Приложения
Как мы сообщали выше, 26 июля 1826 года Я. Н. Толстой обратился с всеподданнейшим письмом, в котором он рассказывал о своих отношениях к тайным обществам. Письмо было оставлено без ответа. 17 октября того же года Толстой отправляет уже всеподданнейшее прошение и прилагает записку, в которой с некоторыми дополнениями, подчёркивающими его лояльность, повторяет свой рассказ, изложенный в письме. Результат был тот, что 25 ноября 1826 года Толстой был уволен от службы с сохранением чина. Так как письмо или записка заключают показания Толстого о тайных обществах, в делах Следственной комиссии отсутствующих, и являются таким образом первоисточником, то мы воспроизводим целиком письмо, указывая в прямых скобках дополнения и изменения, сделанные Толстым в записке. Прошения Толстого от 17 октября не печатаем, так как исторического материала оно не содержит, а характеризует скорее личность самого Толстого — в очень непривлекательных чертах.
К показанию Я. Н. Толстого нужно отнестись критически. Он старается скрыть всякую принадлежность к тайным обществам и прикидывается ничего не понимающим мальчиком, между тем, по выражению кн. Оболенского в позднейших записках, он был «первоначальным» членом, т. е. членом Союза благоденствия, и не прекращал своих сношений с членами до самого отъезда за границу в половине 1823 года, т. е. до начала организационных заседаний по реорганизации Северного общества. Из объяснений Толстого видно, что Ник. Ив. Тургенев действительно приглашал его, по его — Толстого — выражению, вступить в общество, неизвестное ему даже по имени; в действительности же не бросать общества после роспуска. Между прочим, Тургенев ссылается в своей книге («La Russie et les russes», t. 1, p. 197—198) на письмо Я. Толстого, в котором тот сообщал Тургеневу, что его принял в общество не Н. И. Тургенев, а Семенов. Письмо это Толстой написал 5 июня 1827 года, а годом раньше, как мы теперь знаем, в своём прошении он весьма определённо обрисовал роль Тургенева. В Тургеневском архиве сохранилась переписка А. Ив. Тургенева с Я. Н. Толстым, о которой упоминает Н. И. Тургенев. Для сопоставления приводим и её, причём письма А. И. Тургенева с копий, а письма Я. Н. Толстого — с подлинника. Вообще же надо заметить, что в 1826 году Толстой уж приготовлялся к той роли, в какой мы знаем его позже.