Первенцы русской свободы

Министр юстиции передал дело о правах жён декабристов в департамент министерства юстиции, директором которого в это время был Дегай. III Отделение департамента (2-й стол) изготовило доклад и 22 февраля поднесло его министру. Министр утвердил его, и заключения доклада целиком вошли в Записку, которую министр юстиции представил в Комитет министров. Юристы департамента, прежде всего, указали, что мнение министра юстиции, высказанное им на первый запрос графа Бенкендорфа, основывалось на частной копии правил, сообщённых московскому генерал-губернатору. Мы видели уже, что в этих правилах как раз нельзя было найти оснований для мнения министра юстиции. Рассмотрев постановления, присланные военным министром, департаментские юристы вполне верно заметили, что только два из них могут относиться к обстоятельствам, подлежащим разрешению. По поводу высочайше одобренного предписания Лавинского, имевшего весьма определённый и ужасный смысл и лишавшего жён декабристов прав состояния, III Отделение департамента, имея в виду ослабить их значение, высказалось на следующих, весьма неясных выражениях: «предписание на имя губернатора имело целию удержать жён государственных преступников от принятого ими намерения следовать за их мужьями, постановляя на сей случай внушения, какие поручалось делать им для отклонения от того намерения; главное из сих внушений состояло в том, что они, следуя за своими мужьями и продолжая супружескую с ними связь, естественно сделаются причастными их судьбе и потеряют прежнее звание: т. е. будут признаваемы не иначе, как жёнами ссыльно-каторжных, а дети, которых приживут в Сибири, поступят в казённые крестьяне». Министерство юстиции подчеркнуло в основном пункте предписания характер внушения и предостережения[465] и, отказываясь придавать ему значение положительного законодательства, в высочайше одобренном мнении Долгорукова отмечало следующую фразу: «невинная жена, следуя за своим мужем преступником в Сибирь, по 231 § Устава о ссыльных не прежде может вступить в брак или возвратиться к родственникам, как по смерти мужа». Поэтому автор доклада министру юстиции делал следующее заключение, дословно внесённое в записку министра: «Обе сии бумаги [предписание Лавинского и мнение Долгорукова] удостоены высочайшего утверждения; но доныне служили руководством только для одного местного начальства и, не быв оглашены во всеобщее известие, не могут быть принимаемы в виде закона; впрочем, в самих бумагах сих, хотя и содержится установление, что жёны государственных преступников, следуя за своими мужьями, должны находиться при них до их смерти и, теряя прежнее звание, быть почитаемы жёнами ссыльно-каторжных, однако ж не сказано, что они лишались прав распоряжаться принадлежащею им собственностью». Толкуя таким образом высочайшую волю и ссылаясь на резолюцию государя по делу Давыдовой, министр юстиции «полагал постановить на будущее время общим правилом, что сии жёны, разделяющие супружескую связь с мужьями, хотя и должны в настоящем их положении, до смерти мужей признаваемы быть жёнами ссыльно-каторжных, но они не лишены права наследовать доходящею им собственностью и вообще располагать принадлежащим им имением, через доверенных лиц способами, законом дозволенными; по смерти же мужей сами они могут возвратиться в Россию и в таком случае сохраняют прежнее звание[466]; но дети, которых приживут в ссылке, поступающие в казённые поселяне, должны оставаться в сём состоянии, в распоряжении местного начальства». Записка министра юстиции была отослана в Комитет министров 9 марта 1833 г. за № 2933 (по департаменту).

Комитет министров слушал записку министра юстиции в заседании 14 марта 1833 года. Комитет высказался определённее и жёстче министра юстиции. Находя, что последствия добровольного сожития жены с её сосланным мужем совершенно точно указаны и в уставе о ссыльных 1822 года, и в высочайше одобренном предписании иркутскому губернатору, комитет следующим образом комментировал их: «в личном отношении права состояния невинной жены ссыльного, по рождению или по браку ей принадлежащие, если сама она добровольно за ним последует, должны, до смерти мужа, считаться в действии их приостановленными и что и в отношении к имуществу своему она должна подвергаться тем предосторожностям и ограничениям, какие для общественной безопасности признаются необходимыми; но других ограничений в праве собственности таковых жён не постановлено; из чего само собою следует, что при жизни мужей они не устраняются от права наследования, а со смертию их вступают в полное обладание всех прочих, прежде принадлежавших им прав». Поэтому комитет министров согласился с мнением министра юстиции относительно общего правила о жёнах декабристов. Кроме этого, комитет давал ряд указаний по частному вопросу — об учреждении попечительства над имением княгини Волконской.

VII