Первенцы

Гашек почувствовал обиду и раздражение, как в детстве, когда его учили подковывать лошадь. Старший говорил: «Ты делаешь неправильно», – и никогда не объяснял, что именно нужно исправить. Но хаггедка поступила иначе. Оказалось, все это время он «провожал» стрелу пальцами, не отпуская хвостовик одновременно с тетивой. Попадание в цель было сродни первому опыту с женщиной: неловко, но потом очень даже приятно. Танаис, глядеть на которую по ряду причин было немного стыдно, потянула Гашека за отросшую бороду и заставила приподнять голову. Она так улыбалась, как будто хотела снова его поцеловать, и шрамы на ее красивом лице стали почти незаметны. «Кто же ты такая?» – хотелось узнать ему, но она каждый раз уходила, а он не решался остановить. «В Хаггеде все женщины умеют сражаться, как ты?» – спросил он вместо этого, и улыбка ее потухла. «Будет сложно понять, у вас… странно, – говорила она, медленно подбирая слова. – Здесь муж – это лук, а жена – колчан. Из него ты берешь, и берешь, и берешь, и в конце он остается пустой. В моей стране наоборот. Мы есть оружие, мы – земля, мы даем жизнь и забираем. Сражаться для нас не всегда значит держать лук в руках, но мы решаем, куда полетит стрела».

– Мои стрелы сами решают, куда им лететь, – вздохнул Гашек, не вдаваясь в подробности. Главарь коротко усмехнулся:

– Не переживай, скоро начнет получаться. А ближнему бою я тебя научу.

– Зачем тебе это?

– Просто мне так хочется. Приятно знать, что твой товарищ может сам за себя постоять, и нет нужды постоянно на него оглядываться.

– А-а, – немного расстроился Гашек. – Ну, да. – Он сглотнул, уцепившись взглядом за амбар, торчащий колтуном посреди двора. – А Итку тоже станешь учить?

– Если попросит, с удовольствием дам несколько уроков. К слову, ты ведь много старше нашей госпожи Тильбе, почему до сих пор не женился?

– Я об этом не думал, – пожал плечами Гашек после недолгого молчания. – Вернее, думал… То есть, думали за меня. Господин, когда напивался сильнее обычного, был прямо-таки одержим идеей меня женить. – Он пнул носком сапога застывший комок навоза. Неприятно было вспоминать о Войцехе. – Хотя у меня нет никакого имущества или дела, чтоб чесаться насчет потомства. А ты?

Между ударами сердца обветренное лицо главаря потемнело, состарившись. Его моложавый голос чуть-чуть надломился.

– Ее убили, – сказал он на выдохе, сжав ладони в большие кулаки. Поднял глаза, тлеющие угли. Гашеку стало не по себе. – Мать моей сестры велела сжечь Итку заживо, чтобы больше никому не пришло в голову помочь мне словом или делом. Что ж, урок был усвоен как следует. Когда я вернусь домой, первым делом разворошу курган этой суки, разотру в труху ее гнилые кости и затолкаю в пасти щенкам. Но я отвлекся, прошу меня извинить, – снова улыбнулся Бруно, суеверно прикоснувшись к бусине в бороде. – Я женюсь, но только после выборов. Мне нужен будет наследник.

Гашек прочистил горло. «Вот тебе объяснение необъяснимой жестокости, – думал он, видя перед собой отрезанную женскую голову. – Его достаточно?» Он сделал глубокий вдох, набираясь смелости. Когда Бруно отвлекся, произнес вполголоса:

– Ты незаконный. – Он ожидал чего угодно, но главарь на него и не взглянул. – Даже если не станет всех твоих родичей, земля отойдет владыке, пока он не решит, кому ее пожаловать. Господином тебе не стать.

– Пойдем-ка, – отворачиваясь, позвал через плечо Бруно. Его круглая голова уже обрастала темными волосами. – Расскажу тебе, из чего сделаны господа.

В коридоре со старой облупившейся фреской они встретили Немтыря. Он улыбнулся Гашеку беззубым ртом и кивнул в знак приветствия, но от его взгляда защекотало спину. Где-то такое уже было – это страшное предчувствие, что коль ты попался ему на глаза, живым тебе не уйти. На всякий случай Гашек предпочел не выпускать Немтыря из виду и немного отстал от главаря. «Что произошло? – подумал он и вздрогнул, случайно задев плечом стену и содрав с нее немного краски. – Почему я его боюсь?» С того обряда среди курганов прошло уже порядочно времени, в течение которого они виделись, может, раз или два – и только издалека. Что-то в этом человеке изменилось, что-то исчезло, уступив место новому и неизвестному, а Гашек никогда не любил загадки. Догнав Бруно, он хотел было спросить, в чем заключался смысл обряда на погосте, но главарь толкнул дверь одной из комнат, и мысль куда-то улетучилась: они оказались в заполненном сундуками хранилище. Гашек в жизни не видел столько богатств в одном месте; привезенные господином Марко трофеи, которые много лет назад казались ему несметными сокровищами, затерялись бы среди всего этого серебра, золота и камней.

– В этих сундуках лежат последние несколько лет моей жизни, – с гордостью произнес главарь. – Вот, погляди, мы ставим их в хронологическом порядке: здесь присоединился Немтырь, а между этими появился Куница.

– Зачем тебе столько денег? – опомнился, наконец, Гашек, вернув на место рубин с половину своей ладони.