–
Она с улыбкой поднесла ей маленькое круглое зеркальце. «Да я ли это?» – поразилась Итка, взглянув в глаза своему отражению. Эти глаза, когда-то живые, ярко-голубые, словно потемнели, усталые, и высокое небо стало глубоким озером. Гашек говорил, что в ее лице есть кое-что и от матери – госпожа Ветта, даже чуть раздобрев от беременности, походила чем-то на ребенка. «Теперь Матей не назвал бы меня девчонкой», – подумала она, не видя более ничего детского в своих чертах. Черный всегда был ей очень к лицу, а лисий мех с рыжиной подчеркивал красоту волос.
– Я могла бы купить кое-что в ближайшей деревне и сделать еще лучше, – как бы невзначай сказала Итка, вернув зеркало хаггедке.
– Да, мы обязательно заедем по дороге, – кивнул вожак, и она поблагодарила его за подарок. – Носи на здоровье.
Увидев ее, Куница присвистнул, отобрал дрова и сам занялся печкой; он отчего-то любил разводить огонь. «А ты пока погуляй, – смеялся он, – негоже такой роскошной госпоже пачкать ручки». Щелкнув его по носу, Итка решила поискать Гашека – давно они не говорили наедине. Замок как будто уснул: все занимались своими делами, и не было слышно ничьих голосов.
Она столкнулась с Гашеком у выхода из кладовой. Жуя какой-то сушеный фрукт из закромов ханзы, он вопросительно оглядел ее новый наряд. Она приосанилась, показала кафтан со всех сторон. Гашек покивал, но мысли его, очевидно, были далеко.
– Мне это не нравится, – вдруг заговорил он, дожевав и выплюнув косточку. – Просто чтоб ты знала.
– Что не нравится? – не поняла Итка, критически оглядев кафтан.
– Куница.
Она нахмурилась.
– Это еще почему?
– Во-первых, у тебя жених, – загнул он большой палец, – а во-вторых… ну, куда это все придет?
– А ты о чем думал, когда трахал дочку Гислы? – разозлилась Итка. – Между прочим, я и слова тебе не сказала.
– Это другое, – стушевался Гашек.
– Ой ли?! – едва не разошлась она еще сильнее, но усилием воли взяла себя в руки: не время ссориться. Он, казалось, и сам не рад был, что начал этот разговор. – Послушай, Гашек, – наконец мягко коснулась она его руки, – ты ведь как брат мне, и…
– Вообще-то, я и есть твой брат! – Он вдруг повысил голос. – Последний мужчина в этой проклятой семье!
– Не последний, – возразила она, немного растерявшись. – Мой отец жив.
– Ненадолго, – отрезал Гашек и разгрыз сухофрукт.
Они помолчали, долго не решаясь сделать следующий шаг по кривой дорожке.
– Как раз это я и хотела обсудить, – наконец собралась с духом Итка. – Ты сам видел, что стало… как мы поступили с той женщиной у холма. Что же будет, когда мы найдем моего отца?
– Не знаю, и мне все равно. Ты тоже как-то сказала, что не прочь плюнуть на его курган.
– Я не так сказала, – отвела взгляд она. – И сейчас мне стыдно за эти слова.
Гашек досадливо покачал головой.
– Да будь что будет. В глаза бы ему только заглянуть.
Она лишь неуверенно кивнула в ответ – и ушла, так и не сказав того, что хотела. Прежде чем вернуться к себе, поднялась на поросшую плющом и мхами галерею. Хотелось вдохнуть полной грудью, избавиться от железной тяжести где-то под ключицами, невыносимой, необъяснимой. Она сама была как этот белый камень – надтреснутая и брошенная, обвитая живой сетью. «Он мог стоять вот так же и смотреть на воду, как я», – почему-то подумала Итка о господине этого замка. Или не только о нем? Она вспоминала, как под окнами Кирты переливалась, дышала брызгами узенькая река. И в ее чистых, прозрачных водах давно разложилось тело дядьки Войцеха. Итке разные люди рассказывали, как он однажды пропал на многие месяцы, чтобы вернуться, все поставив с ног на голову, а он на все ее вопросы отмахивался и говорил лишь: «Бежишь – не оглядывайся».
Вечером, греясь у натопленной печки, она обратилась к Кунице с просьбой:
– Сыграй для меня на чем-нибудь.
– Наконец-то! – возликовал он. – Я уж думал предложить сам. Где-то здесь валялась не совсем позорная поперечная флейта, но…
– Завтра, – перебила Итка. – Можем собраться все вместе в зале, споем, потанцуем. Сейчас мне хочется… другой музыки.
Он весело усмехнулся, взял ее за руку и притянул к себе.
Следующим утром, когда хаггедец пришел проведать Куницу, она спустилась во двор: там происходило странное. Нацепив на голову какой-то полуржавый шлем, Гашек агрессивно шагал взад-вперед, выставив перед собой затупленный меч. Оружие в его руках неуверенно описывало дуги в воздухе – должно быть, защиты и атаки. Вдруг на его пути возник другой клинок; Бруно раз или два отбил удары Гашека и пошел в наступление, но не давил, оставляя ему возможность отреагировать.