Первое апреля октября

- Люблю, - признался Иван Фёдорович. И усмехнулся: - «Сладкая» смерть у меня была.

Господь гоготнул, покивал:

- Ага. - И добавил задумчиво: - Но, я тебе скажу, бывает и слаще.

«Да он совсем простой мужик! - благодушно подумал Иван Фёдорович. - А я его другим представлял».

Хотя, честно говоря, Иван Фёдорович Бога вообще не представлял, или представлял крайне редко и довольно абстрактно. Метафизических размышлений был он не любитель — он больше по технике специализировался. Страстью его были машины, а в церковь он если и ходил, так это пару раз, когда жена посылала за святой водой, на Крещение. Тем не менее, при входе за церковную оградку, Иван Фёдорович шапку снимал, смущённо посматривал на образа и чувствовал себя странно и как-то ненатурально...

Перебивая думы и воспоминания, внутренний голос шепнул ему: «Ты поосторожней с мыслями-то! Он ведь всё видит».

Иван Фёдорович спохватился, бросил на Бога испытующий и смущённый взгляд. Но Бог если и видел всё, то виду не подавал. Сидел себе, покуривал трубочку да смотрел задумчиво в огонь.

- Водку жалко, - вздохнул Иван Фёдорович совершенно не кстати.

- А? - не понял Бог.

- Водку, говорю. В машине осталась. Сейчас оприходовали бы, за знакомство-то. Или ты, поди, не пьёшь?

- Отчего же, - просто ответил Господь. - На Пасху или, там, на Рождество — очень даже. Ну, и у костра, на природе, водочка тоже ничего.

- Ага! - обрадовался Иван Фёдорович пониманию. - Мы, вот, с Петром как на рыбалку соберёмся, на Гривку, к затонам... Костерок разведём под ушицу и-и... А какие там кузнечики — это ж удивление одно!.. А дрозды, дрозды-то чего вытворяют, ты бы послушал!.. А то, слышь, давай с нами, в пятницу, если...

И тут вдруг, разом, осознал Иван Фёдорович всю страшную правду своего теперешнего положения и сразу осёкся, замолчал. Защипала глаз горючая слеза понимания того, что всё кончилось, и никогда уже ничего не будет: ни ушицы, ни водочки, ни запаха карбюратора, ни хозяйственного голоса жены, диктующей список покупок, ни холодного ручья поутру, ни дроздиной вечери. «Фруктовый микс» утратил весь свой лимонно-жизнерадостный вкус, оборотившись химически-ненатуральным смертоносным сплавом.

Бог конечно понял нахлынувшие на Ивана Фёдоровича мысли, но ничего не сказал. Только головой покачал раздумчиво.

- Жалеешь? - спросил через минуту.

- Кого? - не понял Иван Фёдорович.

- Себя. Что не дожил - жалеешь?

- А-а, это... А что, бывают такие, что не жалеют?

- Бывают, - кивнул Господь.

Иван Фёдорович пожал плечами.

- Да чёрт его знает... - брякнул он и не договорил, спохватился. - Ой, ё-ка-лэ-мэ-нэ! Я хотел сказать... - И, встретив улыбающийся Господень взгляд, совсем стушевался, махнул рукой: - В общем, ты и сам всё знаешь.

В лысину ударила первая тяжёлая капля; не отразилась равно углу падения — обратилась сотней влажных пылинок. Иван Фёдорович поднял к небу лицо, принял на бровь вторую каплю.

Похолодало. Пронёсся по лугу вспугнутым зайцем ветер. Дрогнула молния, вцепилась в небо, дёрнула, отрывая ломоть. Кусок небесный рухнул вниз громом, упал на землю; приминая травы, покатился по лугу — пыхтя и ухая, подпрыгивая на кочках. В зияющую небесную рану устремилась непроглядно чёрная, даже на чёрном небе, туча — заволокла, затянула, покрывая клубящейся пеной.

- Эх, спрятаться бы, что ли, - недвусмысленно произнёс Иван Фёдорович, неуютно поёжившись, бросив быстрый, но многозначительный взгляд на палатку.

- От кого? - спросил Бог.

- Так это... - удивлённо взглянул на него Иван Фёдорович. - От дождя же.

И тут — началось!

Гром рявкнул так, что рык его ощутимо надавил на плечи, прижимая к земле. Ветер уже не зайцем, а разъярённым драконом пролетел над полем, укладывая травы по-своему, меняя земле причёску. Молнии заполыхали одна за другой, пугая: казалось, что свод небесный лопается, трещит по швам, рвётся в лохмотья с неровными обдёрганными краями. Дождь не пролился даже, а упал с неба — тяжёлым промокшим покрывалом.

Иван Фёдорович невольно приклонился к земле, накрывая голову руками, приготовившись быть в одну секунду промоченным до нитки.

Но странное дело — больше ни одной капли не упало ни на него, ни в костёр, который продолжал гореть жарко и ровно, словно не было вокруг ни ветра, ни ливня, и вообще никакого разгула стихий. И палатка стояла сухая и спокойная.

- Это как же? - успел удивиться Иван Фёдорович, прежде чем до него дошло: Бог ведь рядом, какие уж тут стихии.

- Лихо! - произнёс он вслед ушедшему удивлению. И добавил: - Хорошо быть богом!

Господь неторопливо улыбнулся наивному человеческому восторгу.

- А правда, - задумался Иван Фёдорович. - странное дело... Я вот, прости, Господи, никогда особо о тебе не задумывался. Ну есть ты, нет тебя — не всё ли мне едино. Мне бы с «десятой» моей разобраться да с жёнушкой неугомонной... А тут — ты...

- А тут — я, - повторил за ним Господь, словно пробуя мысль на вкус, смакуя.

- Угу. И всё про меня знаешь. Всё ведь?

- Всё, - просто пожал плечами Бог.

- Ох, мать честная! - Иван Фёдорович даже поёжился. - Это же... ужас! Не хотел бы я быть на твоём месте.