Первое апреля октября

- А меня — Марк. Не бойся, детка, не будет ничего такого, чего ты не захотела бы сама. Почитать тебе стихи?

- Кажется, я зря села в эту машину, - произнесла она то ли обречённо, то ли подзуживая его.

- Да всё нормально. Но я удивился, правда, когда тебя увидел... Ты разве не слышала про маньяка на тачке? Который подбирает голосующих девушек. Сейчас про него только и трындят по ящику.

Она покосилась на него, подтянула поближе к себе сумочку.

- А я слышала другое. Будто бы убивают водителей. Говорят, маньяк голосует на дороге, его подсаживают и... Ой, нет, нехорошая тема. Давай лучше стихи.

Он улыбнулся, вмял окурок в пепельницу, начал:

Осада горьких чувств, в порту — купцы с Востока,
И шквальные ветра, и мелкий дождь с утра,
И пенье водостока..

Вдруг резко обернулся, кажется, испугав её.

- Что? - спросила она встревоженно.

- Показалось, - бросил он. - К чёрту стихи.

- Ну и ладно, - вздохнула она. - К чёрту. Так куда мы едем, Марк?

- Да никуда. Поколесим ещё немного.

- А потом?

- Потом... - он потянулся за новой сигаретой.

- Прикури мне тоже, - попросила она.

Он протянул ей раскуренную сигарету. Попыхал второй, выпустил из ноздрей курчавые струйки дыма, посмотрел на неё, любуясь.

- Ты красивая, - произнёс одобрительно.

- Говорят, - кивнула она, неумело затягиваясь.

Мотор тихонько, неслышно почти, гудел. Достаточно, впрочем, громко, чтобы не слышно было шуршания дождя на крыше. Оседлал, паршивец, и едет. Он тоже, видимо, любит поколесить по городу. На чужой тачке.

Пронеслись навстречу фары очумелого странника, летящего куда-то на скорости девяносто миль в час. Самоубийца...

И снова тишина.

- Что-то полиция запаздывает, - сказала она.

- Пропажу могли ещё не обнаружить, - дёрнул он плечом. - В такую погоду немногие, мне кажется, способны думать о бренном.

- Наверное, - согласилась она.

- Так что же тебя занесло на дорогу, Энджел? Дождливой ночью, без зонта. С душою, выпившей немного.

- Совсем чуть-чуть, - улыбнулась она. - Один меланхолик высадил.

- А-а... твой парень? Поссорились?

- Мой парень? - взглянула на него чуть удивлённо. - Да нет. Подсадил один.

- Угу. А посреди дороги захотел расплаты.

- Захотел, - кивнула она.

- Не получил.

- Не-а. Так и ждёт, наверное... Ты не захочешь?

- Уже хочу. Обещаю, что не высажу тебя на дороге, если ты не платёжеспособна. Ты всё равно останешься здесь.

Усмехнулась, убирая докучливый локон за ухо. Вздохнула:

- Жаль.

- В смысле?

Не ответила. Потушила сигарету, помахала рукой, разгоняя облако дыма перед лицом.

- Всё-таки это гадость, - кашлянула. - Курево.

Проплыл мимо речной вокзал, подсвечивающий темноту унылыми сонными фонарями в ожидании странноватых путешественников, решивших вдруг, посреди позднего вечера, прокатиться по реке. А ведь наверняка такие есть! Каких только нет, чего уж там... Столбы света от фонарей падали вниз и не могли долететь до земли — разносились дождевыми каплями, влажной пылью.

Он не поехал через мост, за которым — или ему показалось? — посверкивал злобным светляком и приближался красный маячок полицейской машины. Он повернул налево и направил «Порше» вдоль реки.

Река зябко жалась к берегам и морщилась от приставучего дождя. А дождь льнул к этой кокетливой прожжёной девке, корчащей из себя скромницу. Шептал, уговаривал, настаивал...

В роще, прикорнувшей чуть дальше, на том берегу, дремали, свернувшись калачиками под грибами, гномы и видели в порнографических снах Белоснежку. Завязав бороды узлом, они драли эту сучку по-одиночке и скопом. А Белоснежка кричала и билась под ними и прятала в траву похабную довольную улыбку. Шлюха!..

- Так что насчёт секса? - спросила она, прервав его мысли.

Он посмотрел на неё долгим задумчивым взглядом. Проводил глазами встречную машину. Спросил осторожно:

- Ты правда этого хочешь? Ты мне ничего не должна, детка.

Она порылась в сумочке. Достала зеркальце и помаду. Подкрасила губы, не торопясь, кокетливо-вопросительно поглядывая на него. Потом извлекла флакончик туалетной воды. Прыснула за одно ухо, за другое.

В салоне свежо и пряно, томно и интимно запахло скошенной травой.

- У-у-м-м, - потянул он носом. - Люблю этот запах. Была у меня одна девочка... она тоже пользовалась такими духами.

Помолчав минуту, добавил, улыбнувшись:

- Люблю смотреть, как девушки прихорашиваются. Какой-то философ сказал, что есть три вещи, на которые можно смотреть бесконечно: как горит огонь, как струится вода, и... ещё что-то там. На третьем я бы сказал: и как прихорашиваются девушки.

Она повернулась к нему, медленно приблизила своё лицо к его. Дыхание обожгло ему ухо, дрожью пробежало по нервам, сгустилось где-то в животе и ручейком стекло в пах.

- Есть ещё одна вещь, - прошептала она. - Глаз не оторвать, до чего притягательная...

- Я знаю, о чём ты? - спросил он, вцепившись в руль так, что пальцы готовы были лопнуть в сочленениях и осыпаться на коврик прахом, дав волю «Порше» самому решать, в какую бездну броситься с головой. Голос его предательски дрогнул.