Первое дело при Красном

Между тем, канонада, происходившая при взятии Красного, была услышана на другом берегу Днепра. Есаул Краснощеков с полком Мельникова 4-го отступал по северному берегу Днепра в соответствии с движениями Неверовского на соединение с 6-м егерским полком полковника Грекова. Последний сообщил генералу Сен-При из Катыни: «С 12-ти часов утра отряд господина ген[ерал]-маиора Неверовского находится до сих пор в сражении против неприятеля; частые пушечные выстрелы мне слышны». Накануне корпус Раевского, которому было приказано выступить из города последнему, вслед за 2-й гренадерской дивизией, выступил тремя часами позже надлежащего, поскольку эта дивизия не трогалась с места. Ермолов пояснил, что командовавший этой дивизией принц Карл Мекленбургский, «проведя вечер с приятелями, был пьян, проспался на другой день очень поздно и тогда только мог дать приказ о выступлении. Промедление сие было впоследствии важнейшею пользою, ибо генералу Раевскому предстояло совсем другое назначение».

Сам Раевский писал, что 7-й корпус выступил не ранее 7 часов вечера, и едва проделал 7 вёрст, как послышалась канонада со стороны Красного. По словам дежурного штаб-офицера корпуса майора В.Г. Пяткина, вскоре «адъютант Неверовского, ехавший с рапортом к главнокомандующему, известил генерала Раевского, что неприятель с большими силами напирает на отряд Неверовского». Так объяснилась причина услышанной канонады; пройдя 12 верст, Раевский остановился для отдыха. «Через час получено было от князя Багратиона предписание, чтобы генерал Раевский возвратился и следовал… к г. Красному и, заняв на половине дороги позицию, принял бы к себе отряд Неверовского». Командир корпуса приказал генерал-майору И.Ф. Паскевичу поспешить назад. «Раевский приказал мне, — вспоминал Паскевич, — взять восемь батальонов 26-й дивизии и, составив его авангард, идти вперед даже до Красного. Пройдя Смоленск, я встретил несколько трубачей и капельмейстера Харьковского драгунского полка, который сказывал мне, что под Красным было сражение, что 27-я дивизия храбро держалась, но была совершенно разбита, так что только с несколькими трубачами едва мог уйти».{97} Заметим, что ни Багратион, ни Раевский ещё не представляли себе реальной численности противника, напавшего на Неверовского, возможно, из-за неясного сообщения последнего.

Паскевич со слов Неверовского пишет, что «на пятой версте отступления был самый большой натиск французов, но деревья и рвы дороги мешали им врезаться в наши колонны. Стойкость нашей пехоты уничтожила пылкость их натиска. Неприятель беспрестанно вводил новые полки в дело, и все они были отбиты. Наши, без различия полков, смешались в одну колонну и отступали, отстреливаясь и отражая атаки неприятельской кавалерии. Таким образом, Неверовский отошел еще семь верст». Душенкевич также отметил, что французы «должны были не далее пятой версты от Красного положить всех нас непременно». Капитан М.Э. Бодю писал, что Неверовский «использовал для прикрытия себя на этой обширной равнине деревья, которые окаймляли дорогу и дощатые ограды, которыми были окружены некоторые поля».{98}