— Старкин, шедший впереди, вдруг исчез. Вот тут-то и началось мое испытание. Вернулся он уже в другом обличье. Он изменил все: одежду, черты лица, тело — теперь передо мной стоял Великан. — Красавчик тихо вздохнул. — Он тщательно скопировал все детали, каждую линию тела, каждый нюанс… Короче говоря…
Это был я, собственной персоной.
Но только не тот я, которым ты меня знаешь, а такой, каким я видел себя в мечтах. Красавчик с прямой спиной и стройными ногами. И с красивым лицом. Он возвышался надо мной, статный и мужественный, как все Великаны. Он был прекрасен. Он был мною, таким, каким способна меня видеть только моя Горячая Паутинка из нежной любви ко мне. Да и кто бы не полюбил такого красавца Великана?
Избранная, — он обернулся к Линден и теперь смотрел ей в глаза, — мне больно было смотреть на него. За свою долгую жизнь я многому научился, а вот, оказывается, до сих пор не умел, открыто себе признаться в своем уродстве. Я не видел себя чужими глазами. Мое рождение было жестокой шуткой судьбы, и Старкин открыл мне соль этой шутки.
Сидя рядом с Красавчиком, Линден ощущала его боль, ее буквально корчило. И только спокойный его тон, и рассеянный взгляд удерживали ее, чтобы не вскочить на ноги. Как же он пережил все это? И, словно отвечая на ее вопрос, он продолжил:
— Это испытание заставило меня погрузиться в глубины моей души. И тогда я познал истину: вот стою я сам перед собой во всем блеске красоты, но ведь это не я, это — Старкин. Он не смог изменить своих удивительных глаз: золотистых, словно освещающих все вокруг одним только взглядом, согревающих все, чего бы они ни касались. А мои глаза остались моими глазами. И он себя увидеть ими не мог. Вот так я и одолел тот соблазн, что мне предлагался.
Каждой своей жилкой Линден чувствовала, что он говорит правду. Испытание причинило ему боль, но не нанесло вреда. И это придало ей мужества и помогло увидеть на его примере, что элохимы могут вызвать не только гнев и неприязнь. Великан пытался объяснить ей, что они — только то, что они есть, не больше. Что любая воля и желания ограничены природой существа. Нет, и не может быть силы, которая бы не соответствовала тем формам, что делают ее реализацию возможной.
Ее гнев остыл. Красавчику удалось убедить ее. И все же ей очень хотелось спросить: значит, нет никакой власти? Нет даже дикой магии? Ковенант, казалось, способен на все. Как на хорошее, так и на дурное. Так что же ограничивает его белый огонь? Действительно ли Фоул сможет воспользоваться этим, чтобы привести его к обещанному жалкому концу?
«Насущная потребность в свободе, — подумала она. — Если он уже продал себя…»
Но пока она пыталась сформулировать вопрос, который ей так хотелось задать Красавчику, ею вновь стало овладевать, исчезнувшее было предчувствие опасности. Сердце забилось сильнее, и кровь запульсировала в висках. Что-то уже случилось. Когда она попыталась включить свое
— Прости, Избранная, — криво усмехнулся Красавчик, — Вижу, мне не удалось тебе помочь.
Она затрясла головой и с трудом выговорила:
— Не в этом дело. А где Вейн? — вдруг вырвалось у нее, прежде чем она сама успела осознать, что говорит.
Отродья демондимов не было на его привычном месте.
— Понятия не имею, что на него нашло. — Красавчик был слегка удивлен внезапной переменой темы. — На рассвете, словно его тайное предназначение пробудилось, он зашагал по прямой, пока не уткнулся в фок-мачту, которую приветствовал чем-то вроде поклона и такой улыбкой, от которой меня до сих пор мороз по коже продирает. Да так и застыл. И сейчас стоит там. За ним наблюдают и, если он снова двинется, нас тут же известят.
— За ним присматривает Кир, — ровным голосом сообщил Кайл.
— Вы что, издеваетесь?! — Линден вскочила на ноги. — Мне немедленно надо посмотреть на него.
И, не дожидаясь, пока Красавчик нагонит ее, она почти бегом устремилась на нос. Там она увидела Вейна застывшим на расстоянии вытянутой руки от фока. Внешне он выглядел как обычно, только в глазах его светилась глубокая нежность. Но, посмотрев на него внутренним взглядом, она поразилась тому, что юр-вайл какими-то глубинными очень тесными узами был связан с мачтой. Казалось, Линден присутствовала при молчаливой встрече двух старых друзей.
— Что за дьявольщина? — пробормотала она,
— Именно, — хмыкнул Красавчик. — Если бы это отродье демондимов не подарил юр-Лорду Великан, я бы подумал, что он собирается лишить нашу мачту девственности.
Матросы, стоявшие рядом, разразились хохотом, и шутка, сопровождаемая довольно откровенными жестами, в одну минуту облетела весь корабль.
Но Линден ее даже не услышала — чувства были напряжены: она уловила приглушенный крик, донесшийся откуда-то из трюма. Вся, обратившись в слух, она дождалась повторного вскрика и узнала хриплый голос Ковенанта.
Он звал Мечтателя. Но в голосе его не было ни ярости, ни боли — скорее удивление. И волнение.