Однако в христианстве всегда существовали и маргинальные рефлексивно-интеллектуальные течения, — начиная с гностиков и пелагианцев и заканчивая отшельниками Синайской пустыни. Антоний Великий, галльская паломница Эгерия, святой Бенедикт Нурсийский — все они, по примеру Христа, проведшего 40 дней в пустыне, жаждали уединения, богопознания и простой жизни, следуя по стопам апостолов и других посвященных. В Западной Европе представителем этого направления был святой Мартин, против воли ставший епископом Тура и в конце IV века основавший монастыри в Лигуже (департамент Вена во Франции) и в Мармутье на Луаре напротив Тура. Ирония судьбы заключается в том, что у отшельников, живших праведной аскетической жизнью, появлялись ученики и последователи, а также богатые покровители, жаловавшие им земли и богатые дары: волей-неволей отшельники превращались во владетельных господ.
Гробницы отцов-пустынников и отшельниц становились религиозными центрами, привлекавшими множество паломников, ищущих исцеления у святых мощей. Церкви, возникавшие рядом с этими святынями, обогащались и часто превращались в крупные монашеские общины, богатые и не отличавшиеся строгостью нравов, — воплощение всего того, от чего пустынники бежали. Устав общежитийного монашества, составленный святым Пахомием (ум. предположительно в 348), ранее служившим в имперской армии, во многом воплощал в себе идеи воинского братства: монастырская община представляла собой словно некий духовный военный отряд[646]
. Во времена святого Иеронима (предположительно 347–420) городские церкви привлекали также состоятельных покровителей, в том числе многих женщин, вроде тех богатых христианок, которые даровали роскошную утварь церковной общине в Уотер-Ньютоне, или модниц, вызвавших гнев женоненавистника Тертуллиана. Противоречия между благонравием и выгодой, духовным авторитетом и мирской властью возникали в жизни любой общины, провинции и народа, где христиане играли активную роль. Парадоксально, что социальный контракт христианской королевской власти и церкви на Британских островах был заключен во второй половине VI века благодаря усилиям монахов, в то время как иерархичная диоцезная церковь не сумела использовать свои связи с королями.Святым приходилось удерживать шаткий баланс между духовной независимостью, традиционными религиозными обязанностями и взаимодействием с властителями[647]
. Патрику пришлось защищаться от обвинений в том, что он принимал неподобающие дары или брал плату за рукоположение, а его взаимоотношения с королями свидетельствуют, что он проповедовал среди элиты[648]. Гильда припоминает библейского грешника Симона Волхва, обвиняя своих современников-епископов в том, что они покупают сан у тиранов[649]. На самом деле эти священнослужители — часть достаточно хорошо реконструируемого церковного ландшафта конца V и начала VI века. Если в сочинении Гильды вынести за скобки обвинения в лицемерии и продажности, то нашему взору предстанет живая динамичная картина церковной структуры. Епископы и другие священнослужители борются (недостойными способами) за посты в церковной иерархии; паства заполняет церкви; имеются школы; проповедники учат милосердию к бедным, а паломники посещают гробницы мучеников. По косвенным указаниям можно понять, что существуют мужские и женские общины, живущие по монашескому уставу, и кто-то даже отправляется в святые земли за божественным озарением[650].