Первое королевство. Британия во времена короля Артура

Одним из следствий появившегося в XX веке интереса к теории миграций и сопутствующего ему изучения исторических примеров эмиграции (например, из Европы в Америку или из Азии в Европу) стало возникновение концепции так называемой «цепной миграции»: за немногими мигрантами-первопроходцами переселяются их родственники и социально зависимые от них люди; это долгий процесс, иногда растягивающийся на несколько поколений: не столько революция, сколько эволюция. Такие мигранты старательно сохраняют культуру и обычаи своей родины, поддерживая ощущение собственной национальной идентичности, и очень медленно перенимают местные культурные практики (если вообще это делают), не стремясь к интеграции. При реализации такого сценария может оказаться, что дети и внуки мигрантов говорят на языке, едва понятном их бабушкам и дедушкам. Такая гипотеза позволяет разносторонне трактовать крайне сложные и противоречивые свидетельства, полученные при раскопках поселений и кладбищ. Но она не учитывает реакцию местного населения на новых соседей.

Самая радикальная гипотеза предполагает, что никакой иммиграции с континента вообще не было (или она была пренебрежимо мала), а социальные и культурные нововведения V века порождены крахом империи, а также общественными и природными изменениями, определявшими их динамику[238]. Недавно высказанная идея о существовании некой «торговой зоны Северного моря» со свободным перемещением населения и германским языком в качестве лингва франка показывает, что для разрешения множества очевидных парадоксов, с которыми сталкиваются археологи и историки, несомненно, требуется воображение[239]. И наконец, можно предположить, например, что большие группы германских воинов и сопровождавших их зависимых людей приходили в Британию на какое-то время, достаточное, чтобы оказать определенное воздействие на культурные практики местного населения, а затем уходили (причем это могло повторяться неоднократно), на что указывает отрывок из сочинения Гильды, на который редко обращают внимание[240].

Отличительной чертой этих очень разных гипотез, каждой из которых предстоит выдержать сопоставление со все увеличивающимся количеством новых археологических свидетельств, кажущихся несовместимыми, видится не то, что все они могут быть ошибочными, а то, что все они могут оказаться правильными. Похоже, ни одна из гипотез или даже их комбинаций не может объяснить все имеющиеся данные. Для большей части споров, разворачивающихся в археологическом сообществе, характерно стремление участников идти от частного к общему: каждый предлагает одну модель, исключая из рассмотрения все остальные. С учетом того, что климат, почвы, обычаи, коллективная память и ощущение идентичности в Британии существенно изменяются от места к месту, логично предположить, что у каждого сообщества бывшей римской провинции имелись свои проблемы, свои возможности и свои способы выживания. При отсутствии прямого принуждения люди часто принимают новые культурные ценности и материальные выражения идентичности просто потому, что считают это социально выгодным. Воины, пираты, беженцы, экономические мигранты и переселяющиеся следом их родичи — все занимают свое место в формирующихся местных сообществах Британии раннего Средневековья. Нынешнее неистребимое (буквально родственное одержимости) стремление рассматривать все происходившие процессы в терминах этничности (либо местной, либо германской) уже само по себе интеллектуально нездорово: оно попахивает ментальностью конца Викторианской эпохи, зацикленной на происхождении формирующихся «наций» и рас. А почти повсеместное использование терминов «древние англосаксы», «бритты», «период миграции» при описании археологии Восточной Британии V и VI веков уже загоняет исследователей в слишком жесткие рамки.

Да, у нас имеются доказательства, что в тех районах, где археологи находят землянки и большие общие кремационные кладбища, — то есть в Восточной Англии, Западном Мидленде, Линкольншире и Эссексе, — в течение ста лет, начиная с 400 года, возникали постоянные поселения мигрантов, родиной которых были земли за Северным морем, — вот и все, что можно сказать. Это немного; но сказать больше — значит выдавать желаемое за действительное.