Я остановился на ночь в ЛеБой, а следующим утром в компании с президентом и капитаном одноимённого с городом клуба я посетил государственный рыбопитомник в Мамфорд, затем покатил через долину Дженеси, найдя неплохие, хотя несколько кряжистые и,близ Канандаигуа, каменистые дороги по долине. Наводя справки пролучшую дорогу до Женевы, я послушал совета воспользоваться единственной превосходной дорогой, ведущей мимо исправительной тюрьмы. Я заблудился и вполне заслужил этого. Пока я брёл наугад на восток по темноте, по счастливой случайности мне встретился ездок в повозке, кем я был направлен в фермерский дом своей матери поблизости, с указанием к этой потрясающей леди предоставить место для меня.
В девять утра я быстро достиг Женевы, замечательно расположенного на серебристом озере Сенека городка, проехав государственную агропромышленную ферму, продолжил вверх до реки Сенека, пересёк Уотерлу и водопад Сенека до Кайуга, и катил оттуда до Оберн и Сканителс, где я тяжело вздохнул от мысли, что покину последнее – я не могу сказать красивейшее, так как все одинаково красивые – из этой восхитительной цепи озёр, которые превращают данную часть штата Нью-Йорк в обширный и великолепный летний курорт.
«Внизу романтическая узкая горная долина в швейцарском стиле, где множество лесных закоулков и журчащих ручейков приглашают любого погрузиться в царство фей и эльфов» - такое вступление вполне описывает мой путь от Марселлус следующим утром.
И снова, приближаясь истоку Камиллус из узкой долины, я слышу звук церковных колоколов. После безколокольной целины Запада мне кажется, что их голоса теперь, среди красивых уголков, приветствуют меня необычно часто за последнее время. Прибыв в Камиллус, я спросил название искрящегося маленького ручья, что пляшет вдоль этой сказочной долины, подобно играющему ребёнку, впитывая лучи солнца и кокетливо отражая их в ликах почтенных дубов, которые склонились над ним, будто любящие опекуны, дабы уберечь от зла. Мои уши ожидали услышать мелодичные индейские названия – «веселящиеся воды» - как минимум, но подобно тому как постоянная еженедельная стирка беспощадно накладывается поверх юношеской мечты о любви, так и непоэтичное нелогичное название свалилось на мои жаждущие поэзии уши - «Найн-Майл Крик» - Девятимильный ручей...
По хорошим дорогам катил я до Сиракьюс, и оттуда путь мой шёл вниз по каналу Эри, иными словами предстояла езда вдоль бечёвочной дороги канала, фургонным дорогам и просто между путями Нью-Йоркской центральной железной дороги. По сути –самый большой недостаток мирному катанию – это вьючный мул и его возмутительная непростительная враждебность к велосипеду и жуткие вопли, провоцирующие тем самым брань лодочника. Иногда полное ведро этих адских ругательств выливалось на меня, иногда доставалось безобидному велосипеду или нам обоим сразу, однако львиная доля доставалась строптивому мулу, который и являлся единственным виновником этого скандала. Мул впадает в панику, но на самом деле не оттого что испытывает страх, а потому что норовит повернуть назад или поссорить своих врагов – лодочников, погонщика и велосипедиста, самозванца на своей эксклюзивной территории – бечёвочной дороге Эри. Упряжка мулов станет притворяться испуганными, идти вразброд, рваться из поводьев погонщика и давать дёру вниз по бечёвочной дороге в таком порыве, что кажется – только каменная стена способна остановить их. На самом деле они вовремя останавливаются, когда чувствуют, что канат сдёрнет их в канал. Считается, что мул не будет бежать в смятении, как это допускает его темпераментный родственник – лошадь, так как ни разу не позволял окружающим обстоятельствам затуманить себе разум до опасных пределов благодаря инстинкту самосохранения. У мулов на канале Эри первая миссия жизни – разжигать вражду и сеять раздор между лодочником и велосипедистами; а вторая – работать и жевать сено,поддерживающее его в хорошей форме.