Первое правило диверсанта

Я отстегнул от пояса фляжку и протянул ему. Он никак не реагировал, тогда я толкнул его локтем. Монах открыл глаза, оскалил желтые зубы, то ли в усмешке, то ли желая вцепиться мне в горло. Понятно, что это только показалось, но все равно стало как-то неуютно. Он взял фляжку и стал шумно пить.

— Чего так долго? — спросил я.

— Жрать охота, — проигнорировал он мой вопрос.

— Суп из кошки будешь?

— Я буду суп хоть из старого ботинка.

— Только он холодный.

— Все равно.

Я поднялся с места, взял котелок и протянул его Монаху. Он зажал его между колен, ловко вытащил из рукава ложку и принялся жадно хлебать жижу, мясо он брал свободной рукой, отрывал зубами куски и со скрипом жевал.

Ждать, пока он наконец насытится и приступит к рассказу, было мучительно, но я предпочел придерживаться именно этой тактики, не понаслышке зная крутой нрав Монаха. За едой он был подобен здоровенному цепному псу, и не то что отвлекать его разговорами, но и смотреть в рот было себе дороже. Кусать бы, конечно, не стал, но запустить в голову ложкой мог запросто.

Смяв все подчистую, Монах облизал ложку и спрятал ее обратно в рукав, сыто отрыгнул, заметно потеплев при этом чертами. Он подмигнул мне и не замедлил вставить фитиля.

— А костерок-то зря запалил. Мало ли что? — сказал он, впрочем, вполне равнодушно.

— Как бы ты тогда супчику порубал?

— Это так, это верно. Был бы горяченький, цены бы ему не было, но четыре с плюсом ты заработал честно. Спасибо.

— Приходить нужно вовремя, — буркнул я, польщенный высокой оценкой своего скромного кулинарного труда.

— Ты прям как баба, еще немного и пилить начнешь. А может, я тебя начну пялить? Не приголубишь с дороги? А?

— Не лезь, — беззлобно обрубил я, несмотря на то что он переходил допустимые рамки.

— Как Андрюха?

— Сам не видишь? Спит, иногда просыпается и тут же опять засыпает. Тяжело будет дойти до «комитета».

— Как часто ослабляешь ремень?

— Раз в тридцать-сорок минут.

— Нормально.

— Да чего хорошего-то?

— Он парень крепкий. Дойдем куда надо, но тяжело будет.

Я не утерпел и высказал свои старые сомнения:

— Послушай, Монах, я вот чего понять не могу. Почему мы потеряли столько времени и пропустили их вперед? Не проще было бы встретить всю эту шайку в «комитете», там, в бомбоубежище целый арсенал, даже пушка авиационная есть. Я видел! Вместо этого придется брать штурмом здание. Какие у нас шансы? Они ведь тоже не сопляки, хоть Андрюха режет им пальцы, глупо идти втроем с криками ура и голым задом.

— Эй, эй, эй! — пресек на корню мои упаднические настроения Монах. — Именно потому, что нас всего трое и не с сопляками имеем дело, мы пропускаем их вперед. Во-первых, как бы мы держали оборону, даже имея все то замечательное оружие, что есть, по твоим словам, в бомбоубежище? Положить всех разом просто нереально. И тогда им достаточно отправить одного за подмогой, а остальным просто не давать нам выйти. Как ты сам понимаешь, выбраться из здания незамеченными гораздо сложнее, чем в него проникнуть. Во-вторых, у нас несколько важных преимуществ. Мы о них прекрасно знаем, они о нас нет. Мы будем для них как снег на голову, или вернее тень из-за угла, перережем по одному как свиней. И наконец, у нас как минимум неделя времени в запасе, пока не подтянутся свежие бойцы, обеспокоенные отсутствием вестей. Хвосты мы подчистили. Андрей убрал тех двоих, что выдвинулись к своей базе, и парочку, что поджидала твоего возможного возвращения на место, где ты похоронил одного из «заводских».

— Не знаю, не знаю, — задумчиво покусывая губу, протянул я. — Уж слишком кудряво получается. А откуда ты знаешь, что у нас есть неделя? Насколько я помню, мы никогда даже приблизительно не знали о месте расположения ни одной базы наемников.

— Оттуда же, откуда папочка с рапортом и отрывком допроса, и та фотография, которую ты все время рассматриваешь украдкой! — воскликнул он, теряя терпение. — И можешь думать, что тебе угодно, только старший пока что я, и мои приказы не рассматриваются ни в каком разрезе! Я сказал! — Он прихлопнул кулаком по колену, и зверски зыркнул на меня своими глазищами. Недвусмысленно давая понять, что его слово последнее.

Меня мало задели его претензии на единовластие, тем более что в этой части я, скорее, готов был с ним согласиться, поскольку не претендовал на пост главнокомандующего. Я всего лишь задал один-единственный вопрос, последнее время волновавший меня все больше и больше:

— Тебе сливает сведения человек из руководства ГГО?

Монах некоторое время молчал, раздумывая над моим вопросом, видимо понимая, что и так в запале сболтнул лишнего, но и отступать назад было бессмысленно, поэтому сделал мне неглубокий книксен подбородком и неохотно, с видимым усилием, выдавил из себя три слова, точно сплюнул сквозь зубы:

— Верно. Он самый.

— Кто он? — без особой надежды на ответ спросил я. Монах и так изменил своему принципу: не открывать масть до очередной сдачи — по совести он был бы отличным игроком в покер. Однако партия в этот раз складывалась куда как серьезная и играть приходилось не на интерес. Но больше слабины Монах не дал.