Первое правило диверсанта

Но что делать с бардаком в голове?

Прошло несколько часов после инъекции.

Андрей выдержал, я не ошибся на его счет, он оказался крепким парнем. Андрей пришел на короткое время в себя, попросил воды, напился и погрузился в глубокий спокойный сон уставшего после тяжелого физического труда человека. Монах устроился рядом с ним, постелив себе на полу возле кровати, готовый в любую минуту подняться и оказать, если понадобится, первую помощь. Это было излишней предосторожностью, я объяснил Монаху, но похоже, он просто хотел оставить меня одного. Признаться того же хотел и я сам. Оказаться в его обществе — значило оказаться в ловушке, создать которую способно только нежелание двух людей не только общаться между собой, но и просто видеть друг друга. Мы все остро нуждались в одиночестве и шли навстречу этому желанию.

Я сидел на кухне и пытался разобраться со своими мыслями. Они накрыли меня с головой, не давая продыху. Я словно блуждал в знакомом доме с погашенным светом. Вроде все узнаваемо, но наталкиваешься на острые углы, предметы мебели и собственное непонимание происходящего.

Первое, что всплыло в памяти, это мои полные фамилия, имя и отчество. Дальше — пошло как по накатанной колее.

Меня зовут Алексей Романович Дашко.

Все три сопутствующих мне определения принадлежали воздуху. Поскольку родителей у меня не было, ни в той жизни, ни в этой.

Очередная усмешка.

Я бывший военный разведчик. На моем счету восемь боевых выходов. Герой и иждивенец своей родины, родина давала мне работу и платила сомнительной славой. Более я не имел ничего. Когда-то давно, когда реки были полны и люди смотрели в небо с надеждой, у меня была девушка и цель в жизни.

Я с готовностью откликнулся на призыв быть смелым и отважным и легко обошел претендентов, когда был брошен клич на свершение очередного подвига.

Была сформирована группа из четырех человек.

Задача: определить уровень выносливости человеческого организма на пределе возможностей. Искусственная кома, как альтернатива безысходному созерцанию бескрайних просторов космоса в компании себе подобных на протяжении долгих лет гипотетического межзвездного странствования.

Нас выдрессировали, снабдили массой полезной информации, поместили в капсулы времени и закрыли в лаборатории двери.

Это было одной из стадий космической программы по изучению глубокого космоса, поскольку то, что раньше было принято называть человечеством, глубоко и надолго застряло под землей. Звучит глупо, но других исходных данных у меня не было. Пока что.

Я помнил напутствие одного из очкариков. Он сказал:

— Вас, Алексей, ждет великое и веселое будущее.

Прав был засранец, но только во второй части своего предсказания — мне было жутко весело. Ну это когда настолько весело, что становится жутко, и жутко от того, что весело, и весело от того, что жутко.

Первая фаза эксперимента была рассчитана на тысячу дней. Вторая, и самая главная часть, составляла пробуждение. Мы должны были (каждый самостоятельно) сразу сделать себе инъекцию метаболика, чтобы восстановить физические функции организма и растормозить мозг. Потом по четкому маршруту проследовать к точке назначения и уже совместно выработать стратегию дальнейшего поведения.

Дальше пустота…

Пустота.

Больше я не смог вспомнить ничего, как ни напрягал мозги, как ни выкручивал, словно половую тряпку в ведро, свою память, на ее поверхности не выступило ни капли прозрения. Вот что причиняло наибольшую муку. Уж лучше бы все оставалось на своих местах, как прежде. От того, что мне приоткрылась небольшая часть картинки из-за пропыленной портьеры, не стала более понятной моя роль во всей этой сложной игре, в которую поневоле оказался втянут.

Я разложил перед собой на столе имеющиеся у меня сокровища: выцветшую фотографию, сломанные часы-кулон и забранную в ламинат карту. Долго рассматривал все это барахло, перебирал, перекладывал. Ожидая, видимо, какого-то просветления, но ничего похожего не произошло, наоборот — мне почудилось, будто бы все эти предметы никоим образом со мной не связаны. Я глядел на снимок и видел двух посторонних людей: у одного из которых почему-то было мое лицо; девушка вообще никак не трогала — это была совершенно чужая особа, по ошибке оказавшаяся рядом и по ошибке влезшая в мои сны. Думалось, секунда, и она оживет на снимке и станет просить прощения за свою неосторожность. Разбитые часы-кулон, были просто тем, чем были, — ничего не стоящим, сломанным механизмом, место которого на помойке. Гравировка на крышке, как строка из чужого письма. Карта не пробуждала ни единой мысли и ни с чем не ассоциировалась, казалось, что некто не очень умный решил таким образом поразвлечься за мой счет. И должен признать, у него это замечательно получилось.