Первое второе пришествие. Вещий сон

— Будет бардак! — сказал Сергей. — Премьер-министр должен решать, кому какую функцию выполнять. А премьер-министра утверждает президент, — сказал он, глянув на Петра.

— Выбрать, а не утвердить! — поправил Анатолий. — И на Петю не зырься!

— Функционер! — обругал Сергея и Диомид. Ему досадно было, что его, человека широкого ума, даже и не подумали применить в качестве зама по идеологии, хотя бы второго, а всучили ему паскудную молодежную секцию. Оскорбительно даже.

И он сказал:

— В таком случае начинать надо сверху!

????????????

— Тогда уж выбирать сначала президента, то есть, тьфу, Иисуса, конечно.

— Окстись! — вскричал Сергий. — О чем ты? Иисус один — и другого быть не может!

— Отзынь, отче! — ответил Диомид. — Сам понимаешь, важна идея Христа, а не сам Христос. В сущности, Христом может быть кто угодно, поскольку другим — все равно. Им идея Христа важна, идея, понимаешь меня? Идея мессии, как тебе известно, появилась раньше Христа. Точно так же, как идея фашизма появилась раньше Гитлера, идея коммунизма — раньше Сталина. Из чего можно сделать вывод, что всякая идея вредна! — попутно осенило Диомида.

— Ты с кем… с кем сравниваешь? Богохульник! — даже посинел Сергий. — Господи, уничтожь его! — обратился он к Петру.

Петр молчал.

А Диомид уже быстренько нарвал 14 кусочков бумаги, отщипывая их от случившейся под рукой газеты «Гудок».

— Смотрите все! Бумажки пустые, а на одной — ставлю крестик. Все видели? Теперь отвернитесь, я скатаю, и будем тянуть.

Все отвернулись. Диомид скатал бумажки, бросил в шапку, потряс, положил шапку и отошел.

— Прошу!

Бросились к шапке, разобрали бумажки, хлопая друг друга по рукам, если кто хватал сразу две. Пряча друг от друга, разворачивали. Пусто, пусто, пусто…

— Что ж… — произнес вдруг в тишине Диомид скромным голосом. — Судьба есть судьба… — В его руке была бумажка с крестиком.

— Врет! — весело сказал Анатолий. — Подделка! — И предъявил свою бумажку, на которой тоже был крестик.

— А в шапке еще осталась, кто-то не брал! — крикнул Кислейка. Схватил бумажку, развернул. На ней тоже был крестик.

— Ах ты, сука… Шулер ты рваный… — в который уже раз пошел Анатолий на человека…

— Погоди! — остановил его Сергей. — Всякий жребий — это не дело. Надо выбирать нормальным способом. Тайным голосованием. Каждый пишет свою кандидатуру, бросает, подсчитываем голоса — вот вам и будет Христос.

— Только без него! — сказал Илья, указывая на Петра. — Он на меня действует. Пусть он выйдет.

Петр вышел, усмехнувшись.

После утомительной, хоть и недолгой, процедуры все формальности были соблюдены, Кислейку посадили перед шапкой, он вынул оттуда тринадцать бумажных катышков. Стал разворачивать…

— Петр… Петр… Петр… Опять Петр…

Во всех тринадцати записках было имя Петра.

Диомид вышел из вагона, чтобы позвать Петра.

Но у вагона его не было.

Диомид зашел в соседнюю половину к Лидии.

— Заходил. Ушел, — сказала женщина с грустью.

Диомид вернулся.

— Ушел Петр, — сказал он. — Нет Иисуса с нами. Сволочи мы.

— Это уж как водится, — согласился Анатолий.

13

Петр шел один, пешком, к городу Сарайску.

Ему было легко и весело, хоть и грустно.

Грустно — от грусти за апостолов.

А легко и весело — от радости.

У него даже сердце дрожало от нетерпения.

Сегодня, вот сейчас, он понял, почему не испугался, когда понял, что он — Иисус Христос. Ведь должен был испугаться, а не испугался. Он раньше боялся почувствовать себя Иисусом Христом, потому что боялся, что испугается. Ему и так жилось хорошо, зачем ему еще быть Иисусом Христом? Он жил не хуже других людей — не в смысле внешнем, а в смысле внутреннего состояния, он был в ладах со своей душой, он был приятен себе, то есть он жил даже лучше других людей: радостно.

Но вот он почувствовал себя Иисусом Христом и почувствовал, что его прежняя радость по сравнению с теперешней — все равно что комариный писк по сравнению с пением серебряной трубы в поднебесных небесах.

Он чувствовал себя в этом мире совсем иначе; не просто — дорога, по которой иду, а вон дом, а вот кусты, — он видел за домом и кустами пространства и города, и за этими пространствами и городами еще пространства и города, словно земля перестала быть шаром и развернулась вся — как на ладони; издали все мелко, неразличимо, поднесешь к лицу: вон, вон вышагивает мимо кустов, отбрасывая длинную тень, Петрушка Салабонов, Иисус.

Удивительные мысли обуревали Петра.

Кто из людей, думал он, не знает, где правая, а где левая рука? Кто не различает, когда приходит утро, а когда наступает ночь? Так же проста и мудрость моя, мудрость Христа, и знанием своим каждый человек равен Христу.

Значит, каждый из нас может стать Христом, ибо каждый — свеча в руке Божьей. Мне просто повезло, что родился от этой матери.

А не Христом — так Магометом, Мессией, да кем угодно!

Нет, не безнадежна жизнь, если в ней появился я, думал Петр без всякой гордости, думая как о факте.

Петр думал о завтрашнем дне.