Первое житие святого Антония Падуанского, называемое также «Легенда Assidua»

в) Встретив в Первом житии более 550 прямых и косвенных цитат Писания мы приходим к выводу, что автор хорошо знает Библию. Важно и влияние на «Легенду Assidua» и Первого жития св. Франциска (Vita prima s. Francisci), оконченного несколькими годами ранее Фомой Челанским. Действительно, в Assidua не менее сотни заимствований из сочинения Фомы. Реже встречаются, но не менее важны, свидетельства об использовании автором и других агиографических трудов, например, Vita Antonii (Житие Антония Великого) Афанасия, Vita Martini (Житие святого Мартина) Сульпиция Севера, Dialogus (Собеседования) Григория Великого. Следует упомянуть, кроме того, о фразах, заимствованных из католической литургии, аскетической традиции и т. п. Итак, перед нами человек, погруженный в духовную культуру своей эпохи.

г) Еще одним признаком симпатии анонимного автора к учености служит то, как старательно он подчеркивает любовь Антония к Писанию и богословию. Святой Антоний – высокообразованный человек и для агиографа это качество очень важно. В детстве родители отдают Антония в школу при кафедральном соборе Лиссабона, как бы предвосхитив будущую миссию глашатая Евангелия. В годы, проведенные в Коимбре, юный Фернандо разделяет свои повседневные заботы между ревностной практикой монашеских подвигов и страстной любовью к lectio divina[2], учению, построенному согласно популярным в то время критериям. Денно и нощно он предается излюбленной интеллектуальной работе, чередуя изучение Библии с патристическими трудами и сохраняя прочитанное в памяти (4, 6). Далее (5, 14) автор жития подчеркивает, прибегая к словосочетаниям, взятым из Писания, чудесную глубину наставлений и проповедей великого апостола (эта мысль прозвучит в ином ключе в 8, 6–9 и 10, 2–4). Агиограф спешит упомянуть и о двух сочинениях Антония экзегетико-гомилетического характера (11, 3–4).

д) Анонимный автор одарен талантом рассказчика и не лишен наблюдательности. Он скупо набрасывает краткий очерк жизненного пути своего героя от его рождения до осени 1230 года; решительный поворот происходит по прибытии Антония в Падую. Однако протагонистом этих страниц предстает не святой, а скорее, народ – благочестивый, но и непредсказуемый в своей бьющей через край эмоциональности. Апостолу приходится овладеть стратегическими навыками, чтобы его не растерзала фанатичная толпа (13, 10). Несколько месяцев спустя, в ярости оспаривая друг у друга драгоценные реликвии, жители города оказываются на пороге братоубийственной войны. Главы 18–24 представляют собой красочное, пространное отступление, в котором автор может, наконец, придать своему репортажу благородную тональность и неповторимый агиографический аромат.

е) В другом месте мы встречаем осторожный критический подход. Загадочное словосочетание ut ferunt (2, 1), словно бросающее тень («да кто его знает!) на тот факт, что где-то, на задворках мира, стоит город Лиссабон. То же ut ferunt дважды мелькает в главе 13 (4.7), когда речь идет о благородных господах и дамах, спешивших еще ночью занять место, чтобы услышать проповедь Антония. Агиограф посмеивается над прочитанным или услышанным где-то утверждением, что люди, привыкшие к сладкой и изнеженной жизни, совершают подобные подвиги, безропотно идут пешком. Критически, как знаток человеческой слабости, он описывает и возмущение жителей Капо-ди-Понте[3], старавшихся любой ценой присвоить мощи святого. Нельзя не заметить и мошенничество монахинь монастыря в Арчелле[4], задумавших заставить братьев отказаться от тела Антония (см. глава 19). Однако драматические события описаны со смиренным снисхождением. Автор «смиренен сердцем, кроток», напитан Евангелием, ему не по душе ни осуждать ближнего, ни нападать на пороки с острой морализаторской критикой; если же приходится вынести порицание, он делает это снисходительно (см. 42, 11). Он явно симпатизирует «своему» благочестивому падуанскому народу.