Первокурсница

Конечно же, я прибыла в аудиторию после преподавателя, что было совершенно недопустимо. Из-за меня приостановили уже начавшуюся консультацию, и я была вынуждена в течение долгого времени выслушивать едкие замечания на английском языке в присутствии двух групп. А Борька с последней парты крутил мне пальцем у виска и страшно вращал глазами. Глядя на него, у меня хватило ума не оправдываться и молча сносить все издевательства Мамонтовой. Дабы не усугублять, как говорится.

Консультация продолжилась. Я приуныла. Совершенно ясно, что хорошей оценки мне не видать, если Мамонтова будет присутствовать при моем ответе. Придется завтра с утра с головой погружаться в английский на сутки и встретить претензии Мамонтовой во всеоружии. Я могу плохо сдать другие предметы: историю, экологию… Но никак не английский! Это будет просто позор на мою «шоколадную» голову!

Настращав нас по полной программе, накрутив и без того взвинченные студенческие нервы, Мамонтова, с чувством выполненного долга, покинула аудиторию. На ее лице было написано явное удовлетворение проделанной работой. Я в галдящем потоке однокурсников поплелась к выходу. Сейчас заберу Никиту у Татьяны Васильевны и потащусь на остановку троллейбуса. Жаль, что Горохов сегодня без машины – дядя отобрал ее сразу после Нового года. Может, упасть на хвост Беловой? Пусть подкинет нас на своей «Приоре». Девка она вроде не вредная, тем более я не просто так прошусь, у меня причина – детеныш на руках.

Выйдя на лестницу, я стала оглядываться, ища глазами Дашку Белову. И вдруг сердце скакнуло прямо в рот, и я им чуть не подавилась. На несколько ступенек ниже стоял Геныч. Он смотрел на меня и улыбался. И не как-нибудь, а многозначительно! Ну, по крайней мере, мне так показалось. Мои ноги сразу превратились в какие-то хлипкие морские водоросли, и, чтобы не упасть, я должна была схватиться за перила. Нет, нельзя так без подготовки натыкаться на объект своей страсти. От неожиданного счастья тоже можно умереть. Как и от горя.

– Как консультация? Что-нибудь полезное узнали? – заговорил Геныч, сделав несколько шагов наверх. Я не пошевелилась, я буквально приросла к перилам. – А я вот вчера гипс снял, ногу разрабатываю. Пришел узнать расписание. У вас какого числа экзамен?

Я с трудом переключилась на студенческую реальность. Надо же, как его появление выбивает меня из колеи! Сама не своя становлюсь.

– Тринадцатого, – пролепетала я и поразилась, как отдалился от меня день экзамена и как мне стало на него глубоко наплевать.

– А у нас четырнадцатого. Как вам Мамонтова? Говорят – зверюга. Валит по-черному. Ольга уже трясется крупной дрожью.

«Ольга!» – отметила я про себя. Не «моя Лелька» и не просто «Лелька». Ольга! Дело, кажется, налаживается.

– А где она? – как можно равнодушнее поинтересовалась я. – Внизу?

– Нет, я один. У нее ангина.

– Жаль, – пробормотала я, стараясь не задохнуться от внутреннего ликования.

– Да, – неопределенно произнес Геныч и поднял на меня глаза. И тут я поняла, что ему, как и мне, нисколько не жаль. Я видела по его глазам, что он все помнит: и новогоднюю ночь, и наш танец, и долгий поцелуй. Помнит и хочет продолжения. Все же мне удалось! Невероятно!

– Саша, – сказал Геныч после небольшой заминки. – Я много пропустил. У меня не хватает нескольких тем…

– У меня есть все, – поторопилась сообщить я, поняв, что он пытается найти повод для свидания. – Дома. Мы могли бы поехать ко мне и скинуть все на твою флешку.

Надо ему помочь, ведь он совсем новичок в таких делах! Еще бы, дружить с одной и той же девчонкой всю жизнь!

– Здорово, – с облегчением произнес он. – А потом я тебя угощу мороженым за труды, ты как?

– Обожаю мороженое!

Я была на седьмом небе от счастья. С ума сойти! Он меня просит провести с ним вечер! Сто процентов – ему не нужны никакие темы. У Ольги все это наверняка есть, он просто выдумывает причину. А я сделаю вид, что верю, и мы поедем ко мне. Как хорошо, что я сейчас одна!

И тут, когда уже все было на мази и два наших трепещущих сердца готовы были закружиться в вальсе, внизу на лестнице показалась вахтерша Татьяна Васильевна, увидела меня и крикнула:

– До-очк! Что-то он капризничает. Не пойму, чего хочет. Айда скорей!

Ощущение было такое, будто по моей несчастной голове долбанули трехпудовой кувалдой. «Господи, – мысленно застонала я. – Никита!»

Ну почему это все произошло сегодня? Ну почему папе нужно было уйти именно в этот вечер? Ну почему я такая дура, что согласилась сидеть с ребенком?

– Гена, – чуть не плача пробормотала я. – Я забыла. Я сегодня сижу с малышом, с моим братишкой. Он там, внизу.

На лице Геныча проступило явное разочарование.

– Ну, может быть, мы отвезем его куда-нибудь? – предпринял он еще одну попытку.