Первокурсница

– Сашка! – восторженно перебил меня Горохов. – Ну мужик наш Данилевский! Он, видать, просёк, а ей ничего не сказал! Позвал меня отвечать, пока ее нет. Я все ответил, а тему не знаю. Он и говорит: а про Москву можешь рассказать, первый билет? Ну, я и затарахтел. Я же его лучше всех знаю. Он меня остановил… Не поверишь – четверку поставил! Во человек! Супер!

– А что он просёк-то?

– Что мы билетами поменялись. Поэтому и спросил меня про Москву.

– Почему же меня не спросил про парламент?

– Ну не знаю. А зачем? Все равно же ты на «пять» учишься и говоришь отлично. Чего придираться?

Борька сел на свою сумку и выдохнул:

– Ты только представь, Сашка, все! Самый главный экзамен позади. Считай, что сессия удалась. Какой кайф!

И тут я заревела. Даже сама не поняла из-за чего. Из-за всего сразу. Из-за Геныча, из-за отца и мачехи, которые меня используют в личных целях, из-за экзамена, из-за Борькиного благородства, не свойственного представителю сильного пола. И еще из-за кошки. Из-за того, что я больше не услышу ее писклявого голоска, не потрусь носом о ее теплый бок. И плюс ко всему должна буду одна вернуться в квартиру, где уже несколько часов лежит холодный кошачий труп.

Борька как мог успокаивал меня, но я перестала лить слезы только после того, как он пообещал, что пойдет со мной и поможет похоронить мое несчастное животное.

Домой мы попали лишь в девятом часу. А до этого болтались по улицам, ходили в кино и сидели в пиццерии. Словом, я тянула время как могла. Очень уж мне не хотелось входить в квартиру. Пусть даже с Гороховым. Он-то все равно потом уйдет. А я останусь одна в гробовой тишине, и никто не будет едва слышно переступать мягкими лапками по паласу. Я рехнусь в первый же час.

Проинструктировав моего благодетеля, где лежит труп, я прошла на кухню. Сейчас Горохов завернет его в старую куртку и вынесет из квартиры. А я громко включу телевизор, постелю себе на диванчике, а в спальню, где хранятся все кошачьи прибамбасы, входить пока не буду. Через денек-другой оттащу все Янке. Пусть ее питомцы пользуются, по наследству.

Борька вошел в кухню.

– Зачем пришел?! – завизжала я от неожиданности. – Я же тебя просила сразу уйти! Не хочу на это смотреть.

Горохов молча нагнулся, и из его рук на пол сиганула моя Лаки. Постояла, щуря заспанные глаза, сладко потянулась и, покачиваясь, поковыляла к своей миске с водой.

– Этот труп? – спросил Борька с сарказмом. – Или еще есть?

– Горох, – потрясенно проговорила я, – клянусь тебе, утром она лежала на куртке возле балкона, дергала лапами, и у нее текло изо рта! Мне ведь это не приснилось! И галлюцинациями я пока не страдаю.

– Ну, не знаю. Я бы не удивился, учитывая твое сегодняшнее душевное состояние. Переутомилась, с кем не бывает. Мертвые кошки мерещатся.

– Борька! – возмущенно закричала я. – Я же тебе говорю, что она еще не совсем умерла, когда я уходила. Но должна была вот-вот загнуться.

– Лапа моя, ты мне сказала только то, что в твоей квартире лежит труп животного и ты боишься туда входить одна. Никаких «почти» и «вот-вот» ты не употребляла.

– Но я была уверена, что за десять часов она уже окочурилась!

– Ладно, угомонись, – махнул рукой Горохов. – И так слишком много переживаний на сегодня. Я пошел, отдыхай. Как, ты говоришь, ее зовут?

– Лаки.

– Ага, ясно, поэтому и выжила. – Он сел на корточки и погладил рыжую ушастую голову. – Главное, дать животному правильное имя. Как вы яхту назовете, так она и поплывет.

Он пошел домой, а я вдруг дико разозлилась на Янку. Еще бы, чуть своими руками не загубила кошку. Она и не собиралась умирать, вот бы я ее усыпила. Ну, Янка, погоди! Я тоже устрою тебе какую-нибудь пакость!

Глава 25

Около двенадцати ночи, когда я уже уминала бутерброд в постели, поглаживая свободной рукой Лаки, раздался звонок в дверь. Я замерла с непрожеванным куском во рту. Кого это там принесло? Что за шуточки на ночь глядя? И почему без предварительного звонка? Никакой культуры у людей!

Я завернулась в теплый махровый халат и вышла в коридор. Нетерпеливые трели не прекращались.

– Вам кого? Отца или старшего брата? – воинственно крикнула я так, на всякий случай. Вдруг какие-то пьяные шатаются.

– Мне сестру, – приглушенно ответили из-за двери.

Голос я не распознала и растерялась:

– Чью сестру?

– Того самого старшего брата, – засмеялись за дверью. – Алька, это я, не бойся.

Час от часу не легче! А этого-то каким ветром занесло? Время почти двенадцать, ночь на дворе, я в постели, раздетая, а он в гости идет! Зачем? Должок получить?

– Ты с ума сошел? – зашипела я, приоткрыв дверь с предусмотрительно накинутой цепочкой. – Я спать уже легла. Ты почему не позвонил?

– Потому что у тебя телефон выключен, – сказал Саня через щелку в двери. На его голове красовался красный колпак с белым помпоном. Это было так потешно, что я рассмеялась.

– Ты откуда? С вечеринки гномов?

– Алька, скорее открывай, а то не успеем! – воскликнул Саня и поболтал помпоном. – Я и так перед подъездом простоял, номер квартиры забыл, пока добрые люди не пустили.