Первокурсница

Ни тогда, ни сейчас я не была в состоянии описать его. Но всегда точно знала, что это оно. Что-то такое, что медленно и неуклонно затопляло меня всю, с макушки до пяток, пронзительное и одновременно нежное. И я звала его просто Чувство.

Его так долго не было, я скучала по нему, я точно знала, что потеряла его в двенадцать лет, и знала, с чем это связано. Почему же Чувство вернулось именно сейчас? Что изменилось? Что подтолкнуло его? Морозная ночь, оранжевая луна, серебристая равнина, два переплетающихся лыжных следа? Или присутствие человека, который находится здесь ради меня одной? Но ведь это не тот человек, из-за которого оно могло бы вернуться, совсем не тот. Чувство ошибается.

А вдруг ошибаюсь я, а не Чувство? И человек – тот?

Глава 26

Мы вошли в дом в четвертом часу утра. Я вывалялась в снегу так, что промокла даже майка под свитером и водолазкой. На джинсы вообще было страшно смотреть. Саня сказал, что одежду можно высушить на печке, которую он сейчас затопит. Ага, сообразила я, значит, запланировал ночевку. Пока он ходил за поленьями в сени, я исследовала две крохотные комнатки, одна меньше другой. В одной каморке стояли две узкие кровати, а в другой – одна широкая. И хоть застелены бельем они не были, я поняла, что ночевать, очевидно, придется во второй комнате, с широкой кроватью. Нет, какой жук, восхитилась я. Смог войти, когда я не хотела его пускать, вытащить из дома против моего желания, увезти за тридевять земель, да еще более или менее расположить к себе.

Саня умело затопил печку, открыл железную дверцу так, что стал виден огонь, принес старую здоровую дубленку, какую раньше носил в Омске мой отец, и разложил ее перед огнем мехом наружу.

– Будем сидеть и представлять, что это шкура убитого медведя, – сказал он. Потом поглядел на меня:

– Идем найдем что-нибудь сухое.

Сухое было очень кстати, потому что меня начала одолевать дрожь. Мы прошли в маленькую комнатку с широкой кроватью. За занавеской в углу имелось что-то наподобие комода, где Саня и принялся рыться.

– Тут есть женские вещи? – поинтересовалась я.

– Есть, но мало, – отозвался Саня, вытаскивая мужские рубашки, свитера, брюки, – лучше выбери что-нибудь из этого. Все чистое. Грязное мы домой увозим, в стирку.

Я с сомнением глядела на растущую кучу.

– Я в этом утону.

– Женские вещи очень маленькие. Ты намного выше.

– А кто эта миниатюрная женщина? – с вызовом спросила я. Пусть думает, что ревную.

– Жена… – неясно пробормотал Саня, вновь копаясь за занавеской. Так, мы, оказывается, женаты. Ну и хорошо, меньше проблем.

– Ты женат? – с деланым разочарованием протянула я.

– Жена брата. Я не женат, – с улыбкой повернулся он ко мне. – Был бы женат, не привез бы тебя сюда.

– Да ладно врать, – махнула я рукой, – не привез бы. Все вы… возите.

– Нет, – усмехнулся он. – Не все.

Я выбрала длинную футболку, которая доходила мне до колен, а на бедра повязала узорчатую белую шаль. Когда мой туалет был завершен, я вернулась к печке и опустилась на «шкуру медведя», сразу закутав ею голые ноги. В избушке было довольно холодно, и мои обнаженные части тела сразу покрылись мурашками. Саня, уже переодетый в сухие джинсы и майку, разложил наши «лыжные костюмы» на деревянной лавке возле самой печки и пообещал, что не пройдет и года, как мы сможем во все это снова облачиться. Я отметила, что переодеваться он ходил во вторую маленькую комнату, при мне этого делать не стал. Так же как и не стал набрасываться на меня в комнатке с широкой кроватью, хотя удобных моментов была уйма. Я-то считала, что он воспользуется ситуацией.

Далее последовал самовар, не электрический, а самый натуральный, на дровах. Мы засовывали щепочки и угольки из печки внутрь самовара, в специальную колбу, а потом по очереди, щека к щеке, дули на них снизу, в прорези, чтобы поддержать слабенький, едва зарождающийся огонек. Мне этот процесс так понравился, что я срочно захотела иметь такой же агрегат у себя дома. На меня вдруг напал дикий жор, и я смела большую часть захваченных Саней продуктов: груш, бананов и брынзы с черным хлебом.

Вскоре не на шутку распыхтелся самовар, и Саня принялся цедить тоненькую струйку из краника в маленький заварной чайник, даже не пытаясь остановить кипение. Сказал, что скоро само прогорит.

Чай пах дымком, и я испытывала невероятное блаженство, осторожно прихлебывая из горячей железной кружки ароматную жидкость. Просто удивительно, каким невероятно вкусным может быть обыкновенный чай! Или это только в альянсе с жаркими языками пламени, с ровным гудением печки и с грубоватой для босых ног «шкурой медведя»? Этакая деревенская идиллия? А после того как Саня капнул в обе кружки какого-то старого рижского бальзама, взял в руки пыльную гитару да потрясающе просто спел трогательную песню – ну, тут меня совсем развезло от впечатлений.