Конечно, искусство составляет важный компонент жизни, но далеко не единственный и не самый существенный.
Но есть и обратная опасность. Стараясь сломать свои автоматические навыки, мы нажимаем на разнообразие и силу ощущений. Но изобилие так же мстит за себя утратой вкуса к жизни, как и скудость. Зрение портится в темноте, в серости будней, но оно же разрушается и непосильной, ослепительной яркостью света. Яркий пример такого самоопустошения через самопереполнение – Ставрогин у Достоевского, о котором писал Н. Бердяев:
Этoмy твopчecкoмy и знaвшeмy бeзмepнocть жeлaний чeлoвeкy нe дaнo былo ничeгo coтвopить, нe дaнo былo пpocтo жить, ocтaтьcя живым. Бeзмepнocть жeлaний пpивeлa к oтcyтcтвию жeлaний, бeзгpaничнocть личнocти к yтepe личнocти, нeypaвнoвeшeннocть cилы пpивeлa к cлaбocти, бecфopмeннaя пoлнoтa жизни к бeзжизнeннocти и cмepти…[148]
То же самое можно отнести и к героине фильма Ларса фон Триера «Нимфоманка», которая ставит себе целью встретиться каждый день с десятью мужчинами, а в конце концов признается себе: «Я ничего не чувствую». Усиливая ощутимость жизни сверх какой-то присущей нам меры, мы начинаем ее притуплять – и внутренне мертвеем в разгар самого буйного праздника, который устроили себе в нарушение «мещанских» норм жизни.
Этой двойственностью определяется трудность остранения жизни. Можно сломать ее инерцию, превратить жизнь в авантюру, постоянно менять предметы интересов, круг общения, заводить новых друзей и терять старых, переезжать из страны в страну – но такое оживление жизни приведет к быстрому ее омертвлению, поскольку человек перестанет узнавать самого себя во всем, что он делает и что его окружает. За игрой разных масок он утратит лицо. Труд жизни и искусство ее оживления как раз и состоят в том, чтобы, изменяясь, не изменять себе; приобретая новые лица, не терять своего лица.
Если жизнь – это главный дар, полученный нами, то нужно признать, что люди наделены им в разной степени, так же как не всем дано быть художниками. Некоторым дана особая полнота жизни, которая передается окружающим, поднимает их душевный тонус.
Этика сохранения и возрастания жизни
Еще один способ «ожизнить жизнь» выражен простой, даже, казалось бы, банальной пословицей: «Живи и давай жить другим»[149]
. Это, по сути, секулярный аналог «возлюби ближнего как самого себя». Но то, что в библейской заповеди выступает как трудная, почти неразрешимая задача, в пословице приобретает вдохновляющую легкость и привлекательность. Что значит «любить себя»? Это значит жить в полную меру, на том пределе, чтобы удостоиться и вечной жизни. А раз ты хочешь этого для себя, то не препятствуй и другим достигать той же цели и по мере сил способствуй им в этом («давай жить»). Недаром эту пословицу так любила Екатерина Великая, величайшая из русских царей, которая, в отличие от Петра Великого, давала жить другим. На русском языке эту мудрость впервые выразил Г. Р. Державин именно в стихотворении, посвященном Екатерине: