Первопонятия. Ключи к культурному коду

Живи и жить давай другим,
Но только не на счет другого;
Всегда доволен будь своим,
Не трогай ничего чужого:
Вот правило, стезя прямая
Для счастья каждого и всех[150]

.

Соответственно, можно выделить четыре типа лиц:

1. Живут сами и дают жить другим. Жизнелюбцы-жизнетворцы.

2. Живут сами, но не дают жить другим. Жизнелюбцы-себялюбцы.

3. Не живут сами, но дают жить другим. Смертники.

4. Не живут сами и не дают жить другим. Смертоносцы.

Разумеется, первая категория наиболее способствует процветанию жизни, а последняя – наиболее губительна для нее. Почти исчерпывающая характеристика этих типов дана у И. С. Тургенева – устами желчного мизантропа Пигасова в романе «Рудин»: «…Есть три вида эгоистов: эгоисты, которые сами живут и жить дают другим; эгоисты, которые сами живут и не дают жить другим, наконец, эгоисты, которые и сами не живут, и другим не дают». Вряд ли стремление «жить» – проявление эгоизма, если не считать жизнь злом (недаром Пигасов клянет свою мать за то, что она его родила).

Обычно этика рассматривается как учение о добре и зле. Но само разделение добра и зла – это следствие зла, то есть, в библейском смысле, грехопадения. «От дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь». Заповедано есть плоды от дерева жизни, и именно жизнь следует считать наивысшей ценностью. Поэтому вполне оправданна этика «благоговения перед жизнью», как ее сформулировал Альберт Швейцер:

Я – жизнь, которая хочет жить среди жизни, которая также хочет жить. Непостижимым в моей воле к жизни является то, что я чувствую себя вынужденным участливо относиться ко всякой воле к жизни, которая присутствует в бытии рядом с моей. Сущность добра – сохранение жизни, содействие жизни, ее становлению как высшей ценности. Сущность зла – уничтожение жизни, нанесение ей ущерба, торможение жизни в ее развитии[151].

Это озарение пришло к Швейцеру во время путешествия по Экваториальной Африке в 1915 году: «В тот момент, когда на закате солнца мы проплывали мимо стада гиппопотамов, в моем мозгу без всякой связи с предшествующими мыслями вдруг вспыхнули слова: „Благоговение перед жизнью“». Но было бы неверно ограничивать жизнь только жизнью природы, как часто трактуется мысль Швейцера: не истреблять гиппопотамов, щадить мельчайших тварей, заботиться о домашних животных и т. п. Есть духовная, религиозная, научная, художественная, общественная жизнь, и все живое в ней тоже заслуживает благоговения. Причем неверно понимать «благоговение» лишь как некое приятие и обожествление жизни, какова она есть. Это не созерцательное замирание перед ценностью жизни, а содействие ей, ее становлению. Жизнь – это не масса живого, а энергия жизнетворения.

«Живи сам и давай жить другим» означает: то, что нам дано, нужно передавать другим. И не просто передавать, а с избытком, приумножая дар жизни, так что точнее было бы сказать: «живи – и оживляй, животвори». Сам факт нашей жизни есть императив, указание того, что нужно делать: воспроизводить и умножать тот источник жизни, из которого мы сами «излиты», переливать его в других. Данность содержит в себе задание. Живешь – оживляй. Вышел из тьмы – выводи других. Родился – рожай. Ешь – корми. Видишь – помогай видеть. Думаешь – пробуждай мысль. Все глаголы своего бытия превратить в переходные. Это этика ответности и вместе с тем единственности, потому что каждый несет свою жизненную данность как творческое задание себе.

Витальность и агрессивность

Есть опасное заблуждение, что жизненная сила, прибывая в одном существе или группе, этносе, стране, цивилизации, – убывает в других. Жизненность альфа-самца определяется тем, насколько успешно он подавляет других самцов. Иными словами, жизнь – это игра с нулевой суммой, где победа одного всегда чревата поражением другого. Это может быть верно в локальной ситуации соперничества, «борьбы за выживание», но не в открытых системах, не в культуре в ее отличии от природы.