Первопрестольная: далекая и близкая. Москва и москвичи в прозе русской эмиграции. Т. 1

Но ещё шатались все. Если молодой и ловкий царь Борис не устоял, слабому, старому, всеми нелюбимому царю Василию, нечего было и думать совладать с воровским призраком царевича Дмитрия. Он был как былинка на русском пожаре. Князь Дмитрий Пожарский упорно и верно стоял и за царя-былинку.

Натура Пожарского вполне сложилась в 1609 году. Это была пора московского осадного сидения от Тушинского вора. Москва голодала. Русские тушинцы, поляки, Литва, разбойные казаки грабили по всем дорогам кругом Москвы обозы с хлебом. Уже никто не верил, что Шуйский уцелеет. Вся малодушная Москва стала перелётом. Шуйскому изменяли все, кто мог. От Шуйского на поклон к вору и за милостями валила в Тушино разнузданная за эти годы чернь, ошалевшие служилые люди, боярство, княжеские роды: Трубецкие, Сицкие, Юрьевы, Черкасские, Долгорукие.

Но захудалый князёк, Дмитрий Пожарский, который был тогда от царя Василия воеводой в Зарайске, отказался целовать крест вору:

— На Московском государстве есть царь, ему и повинуюсь, — твёрдо ответил он на все посулы.

С небольшим отрядом ратных людей он заперся от вора в Зарайском крепостном кремле.

Упорство воеводы перегнуло зарайских людей. Здесь снова можно заметить, какой сокрушительный удар нанёс по всей Смуте Василий Шуйский. Уже до всех дошло его: «Ты не царь, ты вор».

Люди уже перестали слепо, по-детски верить, что ни Дмитрий, то и царь. И в Зарайске люди поцеловали крест на верность царю Василию.

Василий Шуйский утверждал Московскую землю в прямоте.Но царя не любили, он не привлекал ни сердца, ни воображение. А внезапная смерть молодого московского сокола князя Михаилы Скопина-Шуйского окончательно подсекла царство Василия. Его обвинили, что он отравил молодого Скопина по зависти. Действительно, князь Михайло занемог после пира у царского брата, князя-завистника Дмитрия.

Тогда неистовый рязанский воевода Прокопий Ляпунов стал звать князя Пожарского на восстание против царя Василия. Прокопий Ляпунов шатался. Он уже начал сноситься с Тушинским вором.

Но Пожарский Ляпунову отказал. Пожарский остался до конца верен царю-былинке.

Одного из немногих своих верных воевод царь Василий наградил в Суздальском уезде деревеньками с пустошами и жалованной грамотой, в которой прекрасно очерчен облик Пожарского: «Многую службу и дородство показал, голод и во всём оскудение, и всякую осадную нужду терпел многое время, а на воровскую прелесть и смуту ни на которую не покусился, стоял в твёрдости разума своего крепко и непоколебимо, безо всякия шатости».

Пожарский тогда уже вышел из всякой шаткости Смуты, отыскал свой упор, твёрдость разума, в общем шатании. Упор простой: быть верным законному государю. В этом весь склад духа Пожарского: служба Василию — царю законному, ему крест целовали, ему и не отвергаться клятвы, ему и служить до смерти. А других царей на Москве нет…

Но уже через год, в 1610 году, изворовавшиеся московские люди с тем же неистовым Прокопием Ляпуновым свергли царя Василия и насильно постригли.

В Москве стало царевать боярство, и московская Боярская дума избрала на царствие польского королевича Владислава.

Что же князь Пожарский?

Князь Пожарский дал присягу королевичу Владиславу. В этом вся глубина тоски московского служилого человека по законным временам царства и по законному государю. В захудалом волжском князе как бы сочетался образ всех служилых прямых московских людей, застигнутых Смутой. Он не судит, не рядит, не мутит, не свергает, не перелетает, не шатается и не ворует. Он служит царю по кресту и по совести. Он как будто только и ждёт того, кому отдать по всей совести свою присягу и верную службу. По кресту и совести он служил царю Борису.

По кресту и совести он служил и Лжедмитрию, покуда не узнал, не понял, что все Дмитрии — обман и воровство. По совести он служил царю Василию.

По совести он стал служить и новому государю, природному королевичу Владиславу, а не вору, избранному Москвой по закону. Ни крупинки бунтовщика или мятежника не было в князе Пожарском.

II

С королевича Владислава начался новый поворот московской Смуты — московская разруха.

Низкопоклонники поляков на Москве стали требовать на царский престол уже не Владислава, а его отца, короля Сигизмунда III. Сам Сигизмунд охотно помогал таким проискам.

Что же делает Пожарский?

Князь Пожарский, до того наотрез отказавший рязанскому воеводе Прокопию Ляпунову подымать с ним восстание против царя Василия, теперь немедленно соглашается идти на выручку Москвы от нового воровства, тем более, что надменные поляки бесчинствовали на Москве.

В январе 1611 года князь Пожарский пошёл на помощь Ляпунову — самой мятежной душе среди мятежных душ Смуты, — осаждённому тогда воровскими казаками в Пронске.

Пожарский освобождает Ляпунова от осады, идёт с ним на Переяславль, возвращается в Зарайск.

Зарайский кремль осадили тогда воровские казаки Сунбулова. Пожарский отбивает их, гонит. Сунбулов бежит. Это была такая яркая победа, что люди в Зарайске благодарили самого Миколу, чудотворца Зарайского, за помощь прямому их воеводе.