Первопроходцы

Нападения не прекращались пять суток сряду, пока охочие не пленили двух мужиков властного вида. С пятого на десятое по-тунгусски в отряде говорили все. Михей опять удивился: со слов ясырей выходило, будто они думают, что казаки вернулись после того, как были изгнаны. Атаман потребовал от заложников мира и прокричал о том нападавшим. На какое-то время они оставили ватажку в покое, и промышленные начали строить укрепленное зимовье.

— Миловал Бог! — поглядывая на брата, перекрестился Тарх. — Вдруг и дождемся лета. Зимой дикие не горазды воевать.

— Мы здесь не для того, чтобы зимовать! — поправил брата старший Стадухин. — Нам надо осесть надолго. — Помолчав, добавил: — А меня, грешного, так и подмывает плыть дальше.

Той весной, когда Селиверстов готовился вести коч с Яны на Колыму, а Стадухин еще только собирался оставить Гижигу, Анадырь очистился ото льда и стала спадать шалая вода. Пережитая зима была метельной, одну пургу меняла другая. В конце марта, оцинжав от красной рыбы, люди промышляли зайцев и куропаток, лечились и отъедались свежим мясом. Женщины ели его сырым и были здоровы. В заботах о выживании до строительства кочей не доходили руки, о них спохватились только со вскрытием реки. В конце июня к плаванию готово было только одно судно, его и спустили на воду. Женщины сшили парус из оленьих кож, мужчины сплели тросы из кож и корней.

На сходе казаки и промышленные решили, что к бессоновским останкам должен отправиться Семейка Дежнев со старожилами, знавшими, где их искать, и Никита Семенов с беглыми казаками, а от торговых людей — Анисим Костромин. Плыть к морю собирались пятнадцать человек. Другая половина мужчин оставалась при зимовье, охранять добро, женщин с детьми и аманатов, чинить сети, городить реку в шиверах и готовиться к путине. Дежнев и старожилы знали, что Анадырский залив освободится ото льда не раньше июля, потому не спешили. Василий Бугор с Павлом Кокоулиным ругали их, упрекая в лености, вспоминали Мишку Стадухина, не потакавшего лодырям. Никита Семенов разумно помалкивал, полагаясь на бывальцев, Семен Дежнев добродушно посмеивался над крикунами.

По спадающей воде коч сплавился по реке и вышел в залив. Он был чист ото льда. До остатков бессоновских кочей ватажка не дошла. В канун Петрова дня на морской стороне за устьем Анадыря люди увидели мыс, он был черен от моржей. Вода и суша на полверсты шевелились и плескались от множества зверей, уши закладывало от их рева. Дежнев ахал и хлопал себя по ляжкам, Бугор с Кокоулиным восторженно лаялись, Семенов с Костроминым глядели на явленное чудо, раскрыв рты.

— Можно и здесь поискать кость, братцы! — весело крикнул Дежнев. — Это лучше, чем шарить бессоновские остатки в студеной воде!

Он подвел коч к отмели, затопляемой приливом. Такое место промышленные люди обычно называли коргой. Ватажка вытянула судно на сухое место и закрепила. С края корги на песке грелись молодые самцы, еще не пытавшиеся собрать гарем из самок.

— Ступайте с Богом, не до вас! — словно гусей, стал сгонять их с лежек Дежнев, прихлопывая в ладоши.

Они не делали выпадов, не угрожали клыками, но сползли в воду, освобождая проход к матерым самцам. Семен поворошил носком ичига оттаявший под ними песок, нагнулся и поднял обломленный клык. Бугор восторженно заревел, стал рыться в песке и откопал череп с клыками. Куда делась зимняя нерасторопность? Десять дней сряду пятнадцать человек лопатили отмель. Неподолгу, в черед, отдыхали, наспех пекли на углях мясо, ели и снова копали окатыш на оттаявшую глубину. Ниже были вмерзшие кости. С ними не возились, брали то, что сверху. Росла и росла гора клыков против коча. Моржей не били: застрелили пару ревнивцев, не желавших уступать места, их жиром и мясом питались.

— Братцы! Не пора ли возвращаться? — забеспокоился Дежнев. — Не добудем в зиму рыбы — с голоду помрем.

— Успеем еще! — огрызались Костромин с Кокоулиным, продолжая ворошить песок и галечник.

Наконец забеспокоился и Никита Семенов, вскинул на Дежнева озабоченные глаза.

— Не утянем ведь против течения!

— Зачем тянуть? — Дежнев весело блеснул глубокой синевой в морщинистой сетке обгоревших глазниц, ополоснул руки, настойчивей скомандовал: — Все! Пора возвращаться! Без нас рыбой не запасутся… Но зачем тянуть? — повторил, плутовато оглядывая распрямлявшихся товарищей. — Если будем возвращаться морем — мимо не пройдем. Куда они денутся? — кивнул на кучи клыков.

— Ну, нет уж! — в голос заспорили спутники.

— На карачках, но притащу в зимовье и выкуплю кабалы у Мартемьянова, — рыкнул Бугор. — Он их не даст, если кости останутся здесь.

— И я не дам! — поддакнул Костромин, с вызовом глядя на Дежнева.

Тот перекрестился, поплевал через левое плечо.

— Больше двухсот пудов собрали. Еще жир, мясо, кожи!

Его опасения наконец-то дошли до спутников, они стали смущенно стряхивать песок с одежды.

— Не дай Бог — дунет! — Семен с опаской взглянул на небо. — Не угрести!