Первопроходцы

— По воеводскому указу пошлины и десятину надо брать на месте! — с прежней яростью раскричался Зырян. — А будут здесь ярмарки или нет — по воде писано!

Но оба они, Семейка насмешкой, Зырян криком, оттолкнули от себя часть промышленных людей. Непокорного тойона со среднего течения реки побили и зааманатили, но не покорили. Мир с ним мог быть порушен в любое время, поэтому стадухинские казаки и большая часть промышленных людей поддержали шаманский жребий. Пашка молчал, с умным видом оглаживая Библию в кожаной сумке. Зырян тряс сосульками бороды и тормошил его:

— Ты почитай, почитай им, что там сказано про диких, — тыкал пальцем в суму, перевешанную через плечо казака.

— Надоели! — проворчал Пашка с недовольным видом. — Через жребий Бог указал!

Митька Зырян в сердцах плюнул, стал бросать в струг одеяла, котлы и ружья. Мотора с Беляной тоже грузились, чтобы плыть с ним выше по течению реки к Алазейскому волоку. Дежнев смущенно топтался на месте, не зная, к кому примкнуть.

— Иди-иди! — отмахнулся от него Стадухин.

Семейка улыбнулся земляку, собрал свои вещи на коче и перенес их в струг.

Едва речная волна стала выбрасывать на берег желтую хвою, Михей Стадухин с Федькой Катаевым на легкой берестянке поплыли левой протокой в зимовье. Пройдено было не больше трети знакомого пути, но изумленному взору атамана открылась изба, обнесенная надолбами. Из-под плоской крыши из волоковых окон на две стороны курился дым. Казаки вскоре были замечены, к воде вышел Втор Гаврилов, Пантелей Демидович с фузеей в руке ждал возле жилья.

— Погромили? — крикнул Михей, торопливо подгребая к берегу.

— Чукчи сожгли! — смущенно ответил Втор и виновато прищурился. — Мы ушли целыми, животы свезли: не могли тушить и отбиваться разом. Но аманаты бежали…

Опустив голову, атаман устало выругался. Федька вышел на берег, вдвоем со Вторкой они вытянули лодку так, что Михей сошел с нее, не замочив ног.

— А вы сыскали серебро? — Втор переминался с ноги на ногу и мотал нечесаной бородой с запутавшимися в ней чешуйками.

— Нет! — резко ответил Стадухин и стал выбрасывать набитую птицу, котел, одеяла, два боевых тунгусских лука. Федька в драной парке подхватил саблю, на одно плечо взвалил пищаль, на другое — снизку уток.

Подошли промышленные, оставленные Афоней, взяли выгруженное добро, понесли к избе.

— Брешут про серебро! — на ходу отвечал Михей, не спрашивая про убежавших аманатов. — То там укажут, то в обратной стороне. Насмехаются!

— От Анюя не спали, — зевнул, усевшись на чьи-то нары, обвел равнодушным взглядом потолок в саже, закопченные стены, прилег, не сняв сапог. Федька тоже отказался от еды.

Калиба озадаченно поглядывала на атамана и Втора. Прибывшие быстро уснули и спали долго. Когда стали потягиваться и зевать, им принесли еды. Пантелей развалил испеченного в глине, густо парившего гуся. Сказов, от которых бы стыла кровь в жилах, не дождались ни те, ни другие.

— Серебро-то что? — опять спросил Втор.

— Бес его знает, есть ли оно! — выругался Михей.

Федька обиженно шмыгнул носом:

— Хотели завести нас в гиблые места и уморить…

— Наказ воеводы исполнили — искали, — тряхнул бородой Стадухин. — Узнали, что притоки падают из рыбных озер. Собирайтесь, пойдем вверх. Там казаки с промышленными топорами машут, острог строят.

Федька, быстро переменившись в лице, закудахтал с обычными смешками:

— Много споров было, но заложили против Анюя. А Зырян ушел на прежнее погорелое место.

— Знать бы наперед, что вы там, не строили бы эту избенку, — метал по углам виноватые взгляды Втор. Поднял голову, взглянул на Стадухина, напряженно кривя губы. — Твоя-то сама ко мне пришла, не сманивал, — обмолвился с виноватым видом и снова опустил глаза.

— Забери! — отмахнулся Михей, окинув рассеянным взглядом невинно улыбавшуюся Калибу. — Собирайтесь, а то холодает.

— Мы тут как раз пару стружков сделали для рыбалки, да ладненькие такие, — веселей засуетился Втор.

Собрались быстро, подперли колом дверь и поволокли лодки вверх по протоке к реке. Мужчины тянули бечевы, Калиба стояла на шесте. Хрустел под ногами примороженный ночью мох, хлюпал ил и плескалась стылая вода. Листва с берез облетела не вся и ярко желтела в лучах осеннего солнца, парившего над розово-рыжей осенней дымкой. Редкие тени скрученных приземистых деревьев шевелились на воде. В сумерках развели костер из сухого плавника, бросили жребий и выставили караул. К утру протоку от берега до берега сковало тонким льдом. Пришлось разбивать его шестами и веслами, пока не вышли на узкую полосу незамерзшей воды, по ней добрались до коренной Колымы. На месте будущего острога уже были срублены стены съезжей избы, пахло дымом, смолой и свежим, выпавшим ночью, снегом. При поднявшемся солнце он быстро таял, шлепался с ветвей лиственничной поросли, шевелил склонившийся к воде кустарник. Издали лес казался темно-красным, а дымы костров — синими.