Первопроходцы

— Пройти мимо — Господа прогневить! — поддержал его передовщик, не отрывая глаз от приближавшегося суденышка. И проворчал: — Сдурели! На стружке льды обходить?

— Вдруг нужда какая? Или ветром унесло?

Передовщик пожал широкими плечами, казаки и промышленные стали подгребать к плывущим. С коча уже видно было, что люди на струге не терпят бедствие, но пробираются к Святому Носу вдоль кромки льдов.

— Да это же Ивашка Баранов с Гераськой Анкудиновым! — вскрикнул кто-то из промышленных.

Стадухин пробрался на нос судна, стал узнавать и других сидевших за веслами в струге. Все они были из отряда сына боярского Василия Власьего, посланного на Яну перед оймяконским походом. Струг подошел к борту коча.

— И откуда же вы, удальцы, плывете? — весело глядя на казаков, спросил Стадухин.

— С Янского зимовья! — небрежно ответил Герасим Анкудинов, поднимаясь на ноги. Иван Баранов угрюмо помалкивая, кивнул старому товарищу.

— А мы с Колымы-реки! — торжествуя, приосанился Михей.

— Слыхали! Туда и гребем! — зашумели в струге.

— На стружке, на Колыму? — язвительно хохотнул Артемка и с видом бывалого человека окинул шестивесельный струг презрительным взглядом. — Можно заживо отпеть, как покойников! Про Федьку Чурку слыхали?

— Слыхали!

— На том самом мысу, на Чуркином разбое, со слов Петрухи Новоселова, Андрейка Горелый разбил коч и кочмару в две мачты, едва жив сухим путем ушел на Индигирку.

— Он от нас узнал про Горелого! — с вызовом, сплюнул за борт Герасим Анкудинов. — Встретим попутный коч, пересядем! — Блеснул холодными глазами. — Нынче на Яну торговые и промышленные носа не кажут, все идут на Колыму!

Люди в струге сложили весла, встали, распрямились, придерживаясь за борт, в пояс поднялись над ним, разминали затекшие от долгого сидения ноги, но на судно не перешагивали.

— Так-то! — опять рассмеялся Михей. — Я вас звал на новые земли! Должиться боялись. Вот вам и государев подъем! — Он чувствовал себя победителем. От душевной раны, которой страдал много лет, отсыхала последняя короста.

— Однако нас сносит в обратную сторону! — резко дернул бородой Герасим Анкудинов.

Струг раз и другой ударило о борт коча, янские казаки сели и разобрали весла, показывая, что им некогда заниматься пустопорожними разговорами.

— Чьим наказом плывете? — торопливо спросил Стадухин, теряя напускную важность.

— Сносит! — оглядываясь на берег, согласился с товарищем Иван Баранов. Гребцы стали отталкиваться руками от борта. Никто не отвечал на вопрос. Подавшись вперед, Михей торопливо спросил:

— Петруха Новоселов сказывал, что воевода в гневе отозвал Власьева с Яны. Так ли?

— В тюрьме ему место! Казенных коней якутам продал, нас принуждал в нартах ходить гужом! — скаля зубы, со злым удальством откликнулся Анкудинов, резко оттолкнул корму, его гребцы взмахнули веслами.

— Кто сейчас на Яне? — торопливо крикнул Стадухин.

— А никого! — обернулся Герасим. — Ясачные разбежались, соболь выбит, делать там нечего. На Колыме государю послужим. Нынче все про нее говорят.

— Беглые, что ли?

Гребцы, налегая во всю силу, дружно захохотали в девять глоток.

— Удальцы! — восхищенно крикнул вслед Михей. — Спросят про вас на Лене, что сказать?

— Властью брошены, пошли самовольно на государевы дальние службы! — гаркнул Анкудинов и повернулся спиной к старому товарищу.

— Вот ведь! — уважительно пробормотал Стадухин. — Настоящие казаки: полны штаны достоинства — даже муки не попросили.

Ветер то терялся, стихая, то усиливался порывами и скручивал парус. Несколько раз его поднимали и снова спускали. Коч медленно, но упорно продвигался к янскому устью. После встречи с беглыми казаками и анкудиновского плевка на воду водяной дедушка сильно осерчал: стадухинский коч то пробивался сквозь ледовое крошево, не замеченное издали, то шел под парусом по открытой воде при недолгом попутном ветре. Но войти в устье Яны Афоня не смог. Гребцы тихо поругивали Гераську — явно навлекшего вынужденный голод и жажду. Шел редкий дождь, просекаясь колкими снежинкам, с левого борта виднелась тундра. Резкая мелководная волна швыряла коч, заваливая то на один, то на другой борт. По курсу в холодном тумане показалась такая же земля, что и с левого борта, с грязной водой мелководья. Она тянулась на север.

— Узнаю! — разлепил губы передовщик. — Устье Омолоя недалече, — указал Стадухину на долгий мелководный мыс. — Становись на шест, попробуем обойти!

Гребцы обреченно зароптали, волна стала бить в борт, окатывая их брызгами.

— Здесь бы выгрести! За мысом к Омолою выбраться легче! — утешал и настораживал их передовщик-мореход. — Там хоть и замороз возьмет — можно сушей выйти на Лену. А здесь застрять — мелководная волна если не разнесет в щепы, то забьет илом, засосет по борта, а берег — не спасение.