Чем больше наблюдал Сарычев за здешним морем, дрейфом льдов, приливами и отливами, особенностью погодных условий, тем все больше и больше склонялся к выводу: на Севере действительно существует исполинская земля. Он надеялся, что вместе с Биллингсом достигнет ее берегов. Но уже первые часы плавания к северу сложились для него неудачно. Его меньшая по размерам "Ясашна" не успевала за "Палласом", который имел лучший ход и вскоре скрылся в тумане. С трудом пробирались между льдин, порой дрейфовали вместе с ними, но как только появлялись прогалины чистой воды, устремлялись на север.
Два дня шли при плохой видимости. Иногда туман настолько сгущался, что даже "в двух саженях ничего различить было нельзя". Ориентировались по глубинам. Они сначала возрастали, затем стали уменьшаться. В конце концов Сарычев, считая, что находится вблизи Медвежьих островов и не может увидеть их из-за густого тумана, приказал стать на якорь. Зарядили пушку и выстрелили, чтобы дать знать морякам "Далласа" о своем местонахождении. Чутко прислушивалась команда, надеясь различить ответный выстрел. Но ни один звук не нарушил глубокой тишины полярного моря.
Томительно тянулись часы вынужденной остановки. Наконец, горизонт на юге просветлел. Вдали обозначились горные увалы сибирского берега, вблизи которого они плавали в течение последних двух недель. На севере по-прежнему держался плотный туман. Ничего не было видно.
Сарычев был удручен вынужденным бездействием и решил в одиночестве возобновить плавание но направлению к "великому острову". Горизонт постепенно очищался. Путешественники надеялись встретить к северу чистую воду, но вскоре различили огромные ледяные поля. Они занимали все видимое пространство. Не было им ни конца, ни края. Ветер свежел. Издали доносился скрежет льдов, о которые с грохотом разбивались набегавшие волны. Пути на север, к берегам загадочной земли, которая впоследствии станет известна под именем земли Андреева, не было. Решили возвращаться к устью Колымы.
Утром 4 июля "Ясашна" встретилась с "Палласом", Биллингсу, как и Сарычеву, не удалось даже увидеть Медвежьих островов.
На следующий день повторили попытку пройти Северным морем в Восточный океан. Шли поблизости от берега по каналу чистой воды. Ширина его не превышала двух верст. Мористее виднелся лед. И пока никто не мог сказать — отступает ли он к северу или, напротив, движется к материку. Ветер наполнял паруса и неторопливо гнал суда к востоку.
"Уже прошли двенадцать верст, — писал Сарычев, — как вдруг накрыл нас густой туман. Впереди и в левой стороне слышен стал великий шум от льдов. Скоро они нас совсем окружили. В какую сторону мы ни поворачивали, везде были льды, и опасность казалась неизбежной. Громоздящиеся льдины непременно раздавили бы судно, если бы в это самое время ветер не подул с другой стороны". С трудом Сарычев вывел "Ясашну" из льдов и укрыл ее в небольшой гавани поблизости от берега. Однако опасность еще не миновала. Туман плотно окутывал окрестности, и моряки не могли видеть множества мелкого льда в той бухте, где они укрылись. Ветер вскоре стал гнать его в море. Пришлось всей командой отталкивать льдины шестами.
Затем погода улучшилась. И тут Сарычев увидел "Паллас", который шел под парусами. "Ясашна" покинула свое убежище. Оба судна одновременно подошли к окрестностям Баранова Камня, где встретили густой непроходимый лед. По команде Биллингса повернули к берегу и, выбрав место, где можно было укрыться от льдов, бросили якорь. Спустя некоторое время Биллингс и Сарычев отправились на Баранов Камень. Они хотели с его высоты взглянуть на положение льдов в море. Сначала плыли на шлюпке, потом шли пешком через сопки. Часто встречались олени. Попадались бесчисленные стада гусей, которые столь облиняли, что не могли летать, всюду — и на пригорках, и в долинах — пестрели полярные маки и, склоняя под порывами ветра свои желтые и красные колокольца, о чем-то загадочно шептались. Может быть, о тщетности усилий людей, упрямо и неразумно надеявшихся увидеть чистое море, а в нем иные берега и иные земли…?
Когда офицеры поднялись на вершину, то убедились, что в ледяном покрове моря нет ни одной полыньи. Сарычев долго любовался очертаниями берегов, простиравшихся на восток. Поблизости от Баранова Камня они были ровны и не слишком высоки. Лишь далеко-далеко, у самого горизонта выделялась вдававшаяся в море гора. Вероятно, это был мыс Песчаный, как назвал его Никита Шалауров. А далее, по-видимому, находилась Чаунская губа, откуда этот мореход возвратился в устье Колымы и там зазимовал.
Когда возвращались назад, Сарычев на западной стороне Баранова Камня увидел старый деревянный крест. Он лежал на земле и почти совсем сгнил. Вероятно, на нем была надпись, но время не пощадило ее. "Судя по ветхости креста, — писал Сарычев, — можно предполагать, что он поставлен во время плавания на кочах, около 1640 году. Другой столь же древний крест видел я на Омолонском летовье; тот совсем еще цел, и надпись можно было разобрать: поставлен в 1718 году".