Прости, малый храм Воскресения, так нареченный благочестивыми, потому что в тебе воскресло учение Православия, дотоле презираемое! Прости, поприще победы, новый Силом, в котором опять водрузили скинию, сорок лет скитавшуюся в пустыне. Прости и ты, соборный и преславный храм, новое наследие наше, восприявший твое величие от слова Божия, из жилища Иевусеев, претворенный нами в Иерусалим. Простите и вы, прочие благолепные храмы, господствующие над различными частями города, которые вы связываете собою как бы некими узами; не мы, с нашей немощью, наполнили вас молитвенниками, но благодать сущая с нами отчаянными. Прости, дивная обитель Апостолов, моих учителей в подвиге! Если немного раз успел я праздновать их память, то оттого лишь, что носил в теле своем, себе на пользу, Ангела сатаны, данного некогда Павлу, ради чего ныне болезненный переселяюсь отселе. Прости, моя кафедра, завистная и опасная высота! Архиереев собор и иереев, сановитостью и временем почтенных, простите и все прочие чины, которые служат Богу, окрест священной трапезы, и приближаются к Приближающемуся. Простите лики Назореев и сладость псалмопения, и бдения всенощные, и чистота дев, и целомудрие жен, сословия вдовиц и сирот, взоры нищих к Богу и к нам зрящие! Домы страннолюбия, где и сам обретал я себе прибежище в немощах. Простите, любители моих речей, отовсюду стекавшиеся, скорописцы явные и тайные, и эта ограда, столь часто потрясаемая нахлынувшими к слушанию слова. Простите, цари и царственные чертоги, и все сановники и домочадцы палат, не знаю верные ли кесарю, Богу же большею частью не верные. Восплещите руками, воскликните тонким своим голосом, вознесите на высоту нового ритора вашего. Умолкает для вас злой и многоглагольный язык этот, но не совсем умолкнет; буду еще ратовать рукою и чернилами, хотя в настоящее время умолкаю. Прости, град великий и Христолюбивый воистину, хотя и не всегда по разуму твоя ревность! Разлука делает нас более снисходительными. Приступите к истине, обратитесь хотя и поздно, почтите Бога более, нежели привыкли; нет стыда в благом изменении мыслей, но упорство во зле влечет за собою погибель. Прости, Восток и Запад, ради коих столько я ратовал и которыми столько ратован был; свидетелем Господь, имеющий примирить нас, много ли найдется подражателей моему отшествию? Но сошедшие с престолов не лишаются Бога, нет, они получают горний престол, выше и безопаснее земных. Простите, наконец, Ангелы, блюстители этой церкви и моего присутствия и отшествия, если только деяния наши в руках Божиих! Прости, о Троица, мое учение и похвала! Молю, да сохранит Тебе верность и да сохранишь народ сей! Мой он, хотя и разлучаемся, и да услышу, что паства моя всегда возвышается и приращается словом и житием. Дети, сохраните мне залог, поминайте мои злострадания. Благодать Господа нашего Иисуса Христа со всеми вами, аминь».
По удалении Григория, император пригласил епископов озаботиться избранием достойного ему преемника, и немалое прение произвел сей выбор. Случился тогда в столице некто старец Нектарий, претор Киликийского города Тарса, сановитый летами и видом, и уважаемый за добродетель, но еще не просвещенный крещением. Собираясь обратно в отечество, посетил он своего епископа Диодора, размышлявшего в ту минуту, кого поставить пастырем Царьграду? Внезапная мысль ему блеснула избрать Нектария и поставить имя его на конце избираемых, когда Император потребует такой список от собора. Феодосии невольно остановился на неизвестном имени, и принимая то за указание Божие, выбрал его на кафедру Царьграда. Изумились епископы и спрашивали, кто такой Нектарий? Многие представляли императору, что он даже еще не носит имени христианина; Феодосии упорствовал; по воле его и с согласия народа, требовавшего себе пастыря, старец окрещен был в соборной церкви, и еще облеченный белою одеждою новокрещеного, провозглашен епископом и посвящен спустя немного дней. Однако же не он сперва председательствовал на соборе, после Мелетия и Григория, но Тимофей Александрийский, и сам великий Богослов не удалялся совещаний соборных для утверждения Православия.