Пользуясь возвращением мира, несколько епископов Африки собрались в городе Цирте для избрания пастыря Церкви Нумидийской; но взаимные обличения их за малодушие, какое оказали при выдаче священных книг, и за безнравственное поведение некоторых из их числа бросили первые семена тому долговременному раздору, который несколько лет спустя возмутил Церковь Африканскую, под именем донатистов. Самый же раскол начался по случаю избрания диакона Цецилиана на первостепенную кафедру Карфагенскую, по смерти блаженного Мензурия. Зависть двух клириков, жаждавших кафедры, и ревность Цецилиана к отысканию сокровищ Церковных, которые предместник его вверил хранению некоторых почетных старцев, возбудили негодование. К местным злоумышленникам присоединились до семидесяти епископов Нумидийских под предводительством некоего Доната, мятежного нравом, утверждавшего, что избрание Цецилиана неправильно, потому что не все в нем участвовали, хотя по давнему обычаю епископы каждой области избирали своего митрополита, и Нумидийские не должны были участвовать с Карфагенскими. Все собрались в Карфаген; тщетно Цецилиан, защищая права свои, предлагал им еще раз снова приступить к избранию, чтобы с общего согласия поставить его на кафедру и тем водворить мир. Они отлучили его от Церкви, как отступника, и рукоположили епископом чтеца Маиорина из домашних одной богатой жены Карфагенской, которая приобрела деньгами общее согласие в его пользу. Грамоты их ходили по всей Африке, Мавритании и Нумидии, которые разделились между двумя епископами; Донат, столь же неправильно избранный в преемники скоро умершему Маиорину, еще более усилил раскол; но Церковь вселенская отвергла его, и Цецилиан сохранил ненарушимо общение Рима и прочих высших престолов.
Совершенно в другом духе собрались в Эльвире девятнадцать епископов главных городов Испании под председательством великого исповедника Осии Кордубского, который еще более прославился на первом Вселенском Соборе в Никее и был почитаем главою всех последующих соборов. Эльвирский, первый из поместных соборов на западе, оставил по себе многочисленные правила о благочинии церковном в предосторожность против обуревавшего язычества, и для сохранения чистоты нравственной и святости постановлений иерархических, особенно крещения и покаяния. Каноны собора Эльвирского послужили основанием грядущих постановлений западных, хотя и не распространили действия своего на Востоке, который руководился собственными постановлениями.
Но тогда еще, посреди жестокой бури гонения языческого, частые соборы не могли соединяться в бедствующих областях, и великие пастыри первостепенных престолов заменяли их Церкви. Так, св. Петр, епископ Александрийский, ограждал паству свою от ереси ученого египтянина Иеракса, который не признавал воскресения тел, и против раскола низложенного им за пороки епископа Фиваидского Мелетия; окружным посланием, признанным за каноническое всей Церковью, он определял различные степени покаяния для принятия падших, по случаю наступления Пасхи. Петр осуждал христиан, по излишней ревности произвольно предававших себя на муки, особенно клириков, потому что такая неуместная ревность служила часто поводом к соблазнам, когда отважные в начале, малодушествовали в час пыток; и приводил в пример Апостолов, иногда избегавших гонений.
Между тем взаимная вражда разделила властителей языческих; сын Максимина Геркулия, Максенций, свирепый нравом, как и отец, облекся порфирою царскою подобно великому Константину, к крайнему негодованию императора Галерия, который не хотел признавать обоих, едва уступая им сан кесарей. Максенций вызвал из уединения отца своего, чтобы с большею силою противостать идущим против него легионам Севера, и умертвил его, но другой кесарь Лициний воздвигнут был на место его императором, и сам он поднял оружие против Рима, хотя без успеха. Все то видел из глубины своего уединения престарелый Диоклетиан, скорбя душою о невольном отречении, более счастливый однако же, нежели сверстник его Максимиан Геркулий, который, будучи изгнан сыном из Рима, и, покусившись на жизнь зятя Константина в Галлии, подвергся заслуженной казни. Галерий как старший над всеми в Никомидии, Лициний в Иллирии, Константин в Галлии, и два исполненные пороков тирана Максенций в Риме и Максимин на Востоке, временно разделили между собою империю, наблюдая друг за другом: но Восток стонал от жестокостей Максимина, не знавшего меры злодействам.