Первые дни империи

– Нет, ничего, поженимся. Там ничего по-прежнему. Встань, но тогда иди. Сколько бы я ни падал, чаще в сто раз вставал. Как только боль схватывает меня за горло, как только я чувствую, так больше не могу, сразу появляется строчка. Худшее самое – две. С моей стороны гениальность, и я мужчина, совсем. Прими этот дар, он стоит. Прими, для тебя стоит. Но там – это ночь немногая. Но там – где меня не будет. Армения: ты и я. Теперь по пути с отсутствием. Убегаем, за нами гонятся. Не будь темнота со мной. Глядит: за окошком Русь. Моя дорогая Алекс, пишу я тебе письмо. Здесь много проходят мимо, практически все идут. В мужчину втекает пиво, впадает в его живот. С вершины в пространство льется. Красивые водопады. Купаю ладони в них. Еще одиночества. Последняя буква сильная. Она бы стояла первой, но так не положено. Еще ты лежала голой, а я на тебя смотрел, ты перевернулась набок, открыла свои глаза, привет, ты откуда взялся? Наверное, я спала. Ты выкрал меня, увез? Ты не целовал меня? Мне снилось, что ты целуешь, твои поцелуи снились, такая стояла очередь, я каждому часть давала, кусок, уходили с ним, его к груди прижимая, съедали и снова шли. Они не твои стояли? Послушай, ты спал со мной? Пока я спала, ты спал? Ты так меня сильно любишь, ты бледен, не выспался, тебе я нужна навеки, не тело мое, а я? Ты первый такой, а я? Постой, я растрепана. Тебе я такой не нравлюсь. Сейчас, подожди меня. Ну да, был когда-то парень, потом одинокая. Вчера я сломала ноготь, к себе от других гнала. Смотри, у меня пятно, какая большая родинка, она на груди ее, она в нее тычет пальцем, не тычь, говорю я ей, не надо, совсем не буду, целуешь, сюда, сюда, а справа еще одна, ты будто бы пылесос, ты правда, совсем как он, ты пыль вместе с болью втягиваешь, а после меня ты вытряхнешь, от грязи своей, при всех? Я шла, ты меня позвал, сначала в потемках путалась, а после меня забрал, к себе притащил сюда, чтоб голой отсюда выгнать? А ниже еще есть родинка. Она на них смотрит тоже. Это же бог накидал мне зерен, он на тебя просыпал, чтобы склевал я их, тем опускаясь ниже. Я опускаюсь ниже. Завтра за мной придут. Будь ко всему готова. Здесь пролегли ножи, он указал на грудь. Завтра бежать отсюда. Зная, что ты со мной, я бы всегда спала. Спать и дышать тобой. Женщине это важно, частью мужчины быть, частью тебя такого не от мужчины вовсе. Часть твою целовать, знать тебя больше, больше секс – это же стыковка, он для чего-то большего, если с мужчиной сходитесь, если подходят коды, если же нет – впустую, лить, но чужой бензин. Ехать по метру в час. Все же к тебе ползла. Если наступит выстрел, мы от него уйдем. Ты резко заглянул мне в глаза, я не успела одеться, причесаться, покраситься. Да, я увидел душу, пущенную бегом. Слушай, довольно маленькая. Так ведь еще растет. Пятками заблестела. Очень стесняется. Маленькая? Наверное. Может, боится? Нет. Ты для нее огромен. Если войдешь – порвешь. Пусть же войдет в меня. Можно? Вот здесь, налево, дверь на себя, сюда. Там, у стены, есть кнопка, провозглашает свет.

* * *

Моя вековая Алексис. Придешь, посидишь, уйдешь? Ты раньше кружила в комнате и вылетела потом, нашла, набрела на форточку: то ветер понес сюда. Ударилась о стекло до этого, много раз. Из носа бежала кровь.

– Она до сих пор бежит.

Прикладываю платок и задираю ей голову. Впервые глядит наверх. Ну как, голова не кружится? С тобою, обнявшись, в танце? Последовали за словом, иглой, в отведенный путь. Вдвоем, закружились головы. Отдельно от наших тел.

– А по кому поминки?

– Весь из борьбы и смыслов. Не вижу себя, не чувствую, я знаю одно только время – молодость, в другом до хрена народа, особенно молодых, места буквально нет. Скачать вековая Алексис, скачать во дворе любовь.

– Дани, но там война. Дани, пришла война, – в комнату входит Алексис. Солнце кругом, сражение. Белый воздушный мир тает легко, как падал. Только местами лед, он огрызается.

– Дани, ты здесь, со мной?

На лавочке, рядом с бабками, сидит больше часа Алекс, одна, нежноватая. Можно ведь снять кино, серьезное, вместе с сексом, который в формате порно. Мы делим, все время делим. Если мы вводим эротическую сцену в фильм, то делаем рекламу порнухе. Мы делаем ею ссылку. Зачем? Покажите жизнь. Пора на нее взобраться. Зачем разрубать единое? Член от головы отдельно. Совсем не случайно, нет. Ведь я тебе объяснял. Мы крайности, мы сошлись, мы вместе с тобой рождаем, что в новом идет формате. Снимаем, снимаемся.

– Нам осталась неделя до отпуска.

– Всякий раз, – курит Дани, – когда я проезжаю мимо своего университета, я хочу выбежать из автобуса или машины и врезать кому-нибудь помоложе. Примерно с таким вот смыслом: «Сука, что же ты делаешь, ходишь по костям чужой юности?!» Но где эти кости? Даже наша смерть их не оставила.

Он выпивает стопку. Ест бутерброд с салями. Дым. Ресторан плывет.

– Что же ты, сука, делаешь? Всякий раз.

– Я тебя не вижу, – улыбается грешно Алексис. Улыбается одному.

– Ты пятнистая, ты же кошка.

Он целует ей родинку.

– Я целую смородинку.