Казаки зарядили пушку и сейчас бабахнут прямо ему в спину. Митя весь подобрался и прижал шею. Вот она и крыша! Он повис на руках и никак не мог подняться. Из окна подстегнул окрик длинноволосого:
— Э-э, баба, чухается там!..
Собрав все силы, Митя согнул руки в локтях и, подтянув своё тело, с трудом закинул ногу на крышу.
Сухой ветер дул в пустой карман и надувал штанину. Прибитая к шесту кружевная простыня с розовыми разводами распахнулась так стремительно, что Митю чуть не снесло вниз. Простыня вырывалась из рук, как пойманная птица, Митя крепко держал её за деревянное горло и наклонял то в ту, то в другую сторону: она урчала сердитым полотняным голосом.
* * *
В отряде сразу заметили белое крыло сигнала, — сначала из оврага кони вынесли коляску, за ней потянулись рысью верховые. Простым глазом было видно, как кучер нахлестывает кнутом, но отсюда казалось, что коляска ползет медленным, неторопливым жучком.
— А ну, друже, геть с крыши! — крикнул в окно матрос.— Не маячь там, як чучело...
Митя сбросил шест на землю и торопливо стал спускаться: он хотел увидеть настоящую кавалерийскую атаку.
Дядько изредка отрывался от стекол и делился короткими фразами:
— Выбрались на взгорье... Кадеты увидели. Отходят на вторую линию окопов... От церкви несутся тачанки... Объехали плетень... Круто завернули... Пулеметы!
— Та бачу, бачу сам, — судорожно хватал матрос за рукав Дядько, — а нашим-то не видно! — кричал он с сожалением. — Назад, черти, назад — засада!
Митя обнаружил у безухого футляр на ремне; тихо отстегнув кнопку, он вытащил оттуда тяжёлый бинокль. Устроившись за спиною наборщика, он поспешно начал подкручивать его по своим глазам. Голубой туман стекол постепенно прояснялся, и перед Митей четко и выпукло возникла гора, словно она стояла в ста шагах от заставы. Вот и тачанки. Две. Вторая уже открыла огонь. Наши скачут. Никита спрятался за облучок. Кучер тычет ему в спину револьвер, Никита садится на место и, нагнув голову, растягивает гармонь. Смешались. Упал конь. Бьют обе тачанки. Наши остановились. Две секунды...
Повернули обратно.
Скачут как попало. Пулеметы жарят вслед. Одна лошадь споткнулась и покатилась с горы вместе с всадником. Фаэтон остался без охранения, кучер стегал по спинам коней, но они мялись и не двигались с места. Из-за косогора, поблескивая иголочными шашками, появилась казачья сотня. Увидев её, кучер прыгнул с облучка и, отстреливаясь, побежал с горы к мосту, но, видно, его настигла пуля: раскинув в стороны руки, словно вздумав лететь по воздуху, он кувыркнулся через голову и беспорядочно покатился по крутому откосу вниз, прямо в реку.
Оставленные кони повернули влево и понесли мимо станицы в степь. Никита, закрываясь гармонью, свернулся комочком на том месте, куда в коляске ставят ноги. От сотни оторвались пятеро всадников и погнались за Никитой. Митя с остановившимся сердцем следил, как фаэтон становился всё меньше и меньше, пока совсем не скрылся за линией горизонта. Всадники растаяли следом.
Люди бежали, скакали, ползли, катились к мосту.
В это время откуда-то из-за станицы поднялся игрушечный аэропланчик и полетел низко над самыми деревьями, обстреливая отступающих из пулемета.
Матрос не выдержал, вырвав из-под Дядько винтовку, он нетерпеливо прицелился в аэроплан. Выстрелы один за другим гулко отдались в пустой бойне, — безухий проснулся и вскочил на ноги.
— Станицу заняли? — недоуменно справился он.
— Черта твоему батьку заняли!.. Бачишь, як наши бегут?..
Аэроплан пролетел вдоль реки, волоча по горе за собой чёрный крестик тени, и, спустившись к самой воде, сбросил на мост бомбу: солнечно сверкнуло, подпрыгнул высокий столб воды, и после этого только к заставе долетел тяжёлый, ухающий взрыв. Мост стоял с переломанной спиной, по нему не спеша перебирался огонь в мягкой шубе дыма.
Люди растерянно подбегали к берегу, быстро стреляли в скакавших казаков и прыгали одетыми в воду. Точки голов плыли, исчезали, качались на жёлтых волнах, река походила на длинный пряник, густо посыпанный маком. Отставших нагоняли казаки, сбивали с ног, рубили и топтали копытами коней. С горы по плывущим беспорядочно строчили из ружей и пулеметов. Безухий ошалело подтягивал ремень и таращил красные заспанные глаза. Дядько жевал засунутый в рот ус.
— Бой проигран.
— Да-а...
Никто не обратил внимания на то, что аппарат уже целую минуту вызывал заставу.
Митя поднял трубку:
— Алё!
— Двенадцатая?
— Двенадцатая.
— Немедленно сворачивайте заставу, кадеты обошли город со стороны кладбища!