Укрощение огня послужило для древнего человека новым стимулом к общению. Собираясь у костра, сулящего тепло и безопасность, мужчины, женщины и дети обнаружили, что теперь их день не кончается с наступлением темноты. Под защитой яркого пламени они могли спокойно изготовлять орудия и оружие, готовить пищу, есть и спать (вероятно, в областях с холодным климатом каждый старался улечься поближе к горячей золе - только-только чтобы не обжечься). Вот так очаг, находился ли он в пещере или под открытым небом, стал центром общения и способствовал развитию семейного образа жизни. Кроме того, необходимость постоянно следить, чтобы огонь не угас, содействовала укреплению идеи "дома" - такого места, пусть и меняющегося, где женщины могли бы пестовать детей и куда возвращались бы охотники. По мере того как это ощущение "дома" укреплялось, оно стимулировало у членов группы потребность в устной речи для выражения своих нужд и обмена опытом. Вот так уютные отблески костра ускоряли безмерно важное развитие речи.
На исходе дня группа собирается у костра. В безопасном круге света, побуждаемые чувством общности, они с помощью медлительной речи и выразительных жестов воскрешают события дневной охоты
Глава вторая. Тайна первых людей
В начале 70-х годов прошлого века по городам Голландии ездил видный немецкий ученый, читая лекции, посвященные новой теории происхождения человека от доисторических человекообразных обезьян. Лекции его вызывали большой интерес, а также сомнения и протесты. В Рурмонде послушать лекцию пришел юный школьник Эжен Дюбуа. Удивительно интересная теория, решил мальчик, и жаль, что нет никаких фактов, которые ее доказывали бы.
Голландский антрополог Эжен Дюбуа, служивший на Яве военным врачом, нашел в 1891 году первые окаменелости древнейших истинных людей
Действительно, в то время не существовало никаких материальных свидетельств того, что дамы и господа викторианской эпохи были потомками обезьяноподобных приматов. К тому же в мире, в котором рос Эжен Дюбуа, происходило столько замечательного, что людям психологически было трудно признать обезьян своими предками. Это был век прогресса и достижений. В Англии люди все еще прогуливались по блистающим залам Кристал-Паласа, который был открыт в 1851 году как ослепительный памятник человеческим свершениям. Америка вступала в свой "позолоченный век", кичась скороспелыми миллионерами. В больших городах уже были водопроводы, улицы по вечерам ярко освещались и одно новое изобретение за другим облегчало человеческую жизнь, делало ее более цивилизованной. Уже появились холодильные шкафы, швейные машины, надземные железные дороги, пишущие машинки и даже телефоны - одни свои летние каникулы Эжен Дюбуа посвятил тому, что устанавливал в родительском доме телефон, который в Голландии тех лет был большой редкостью.
В этой атмосфере прогресса и самодовольной гордости утверждение, что человек всего лишь отпрыск обезьяны, казалось нелепым не только обывателям, но и многим именитым ученым. Люди уже более или менее приняли идею эволюции - но только для животных. Ученые пришли к согласию, что мир очень древен и что геологические слои запечатлели ясную картину прошлого Земли. Они приняли положение Дарвина, что современные виды животных произошли от более примитивных предков - этапы их происхождения можно было проследить по окаменелостям, сохранившимся в древних породах. Более того, были найдены окаменевшие остатки человекообразных обезьян, по которым удалось проследить, как они эволюционировали от доисторических форм к современным. Но с эволюцией человека дело обстояло иначе. Пока никто еще не нашел окаменелости, которая оказалась бы звеном между человекообразными обезьянами и человеком. Те, кто сомневался в происхождении человека от приматов, далеко не всегда руководствовались слепой верой в библейский рассказ о сотворении мира, но их смущало полное отсутствие материальных доказательств теории Дарвина.
Согласно "окаменелой летописи" в ее тогдашнем виде, человек, по замечанию одного немецкого ученого, "является перед нами прямо как совершенный
Кое-кто из ученых считал отсутствие окаменевших остатков промежуточных человекоподобных обезьян доказательством того, что их вообще никогда не существовало. Некоторые из убежденных поклонников Дарвина впадали в другую крайность и сочиняли для человека прихотливые родословные, восполняя энтузиазмом отсутствие фактов. Даже сторонников эволюционной теории подавляло изобилие генеалогических дерев, которые составляли соперничающие знатоки, не скупясь на воображаемых обезьяноподобных предков со звучными греческими и латинскими названиями.