Первые месяцы в Башнях Мэлори (ЛП)

– Это тебя не касается, и, право слово, какая жалость, у тебя нет примерно шестерых старших сестер, которые бы хорошенько потоптались на тебе, раскатав в лепешку, – ответила Дэррелл. – Тогда бы ты стала чуток приятнее. Хотя, вероятнее, только на чуток.

– Т-с-с! Мадемуазель идет! – зашипела девочку у дверей класса, и вошла мадемуазель, сердитая до предела, поскольку этим утром третий класс показал просто невероятную степень тупости. Дэррелл же не возражала против того, чтобы мадемуазель или мисс Поттс были сердитыми. Она не переставала думать о счастье, выпавшем Салли. Она гадала, как теперь девочка будет вести себя.

А Салли и ее мама с папой были счастливы. Та причудливая стена, которой Салли отгородилась от матери, рухнула, потому как ревность неожиданно испарилась. Ее мать оставила своего ребенка, чтобы приехать к ней – и Салли была этим довольна. Не то чтобы она мечтала о том, чтобы малышку на время поручили незнакомым людям, но это был признак того, что ее мама переживает о ней и любит ее.

– Мы придем навестить тебя завтра, до того, как уедем, – сообщила мать Салли, когда сестра-хозяйка сказала, что мистеру и миссис Хоуп пора на выход. – И, если ты страстно желаешь меня видеть, я останусь еще на один день, а папа уедет без меня.

– Нет, – вздохнула Салли. – Не стоит оставлять малышку надолго одну! И я понимаю, что папе очень хотелось бы поехать вместе с тобой. Мне становится уже лучше, мама. А вскоре совсем выздоровею. Да и я все еще не разобралась в своих чувствах.

Теперь миссис Хоуп не сомневалась, что Салли снова стала той ее неэгоистичной маленькой дочуркой, и это обрадовало ее. Какое счастье, что Дэррелл Риверз написала ей! И теперь все наконец-то прояснилось.

Дэррелл позволили навещать Салли дважды в день, причем дольше по времени, чем кому-либо еще. Салли с нетерпением ждала ее прихода. Теперь одноклассница совершенно изменилась – не было больше чопорного замкнутого человека – теперь она стала приветливой, жизнерадостной девочкой, охотно рассказывающей о своем доме, собаке и саде, засыпая Дэррелл вопросами об уроках и играх, о том, сердиться ли мадемуазель, и что говорит мисс Поттс, и правда, что Гвендолин и Мэри-Лу все еще дружат.

– Видишь ли, Салли, – говорила Дэррелл, – когда я была страшно напугана тем, что причинила тебе боль, и что из-за этого меня исключат отсюда, я внезапно поняла, каково это быть Мэри-Лу – всегда и всего бояться!

– Давай быть с Мэри-Лу помягче, – предложила Салли, которая уже набралась сил, радовалась ежедневным посещениям Дэррелл и чувствовала, что могла бы быть помягче и с самой Гвендолин! – Передай ей, что я хотела бы, чтобы она пришла и навестила меня.

Мэри-Лу была потрясена этим известием. Выделяющаяся своим поведением Салли выбрала ее в качестве одного из своих первых посетителей! Вооруженная большой банкой ячменного сахара*, она направилась к Лазу. Салли выглядела непривычно бледной, но преобразившейся. Ее глаза лучились, и она улыбалась. Она любезно поприветствовала Мэри-Лу.

* Ячменный сахар – обычные леденцы из растопленного сахара и воды. Название предположительно было приобретено в давние времена, когда вместо воды использовался ячменный отвар.

Они завели разговор, и Мэри-Лу слегка расцвела. Она не боялась Салли. И рассказывала той обо всем подряд. Но затем стала выглядеть обеспокоенной:

– Знаешь, Салли, мне так не хочется, чтобы Гвендолин продолжала говорить ужасные вещи о Дэррелл. Она постоянно пытается заставить меня поверить в то, что Дэррелл надо мной очень жестоко шутит. Ну или же Алисия. Вчера моя чернильница была опрокинута на мой атлас, а Гвендолин сказала, что уверена, что это дело рук Дэррелл, потому как она видела, что пальцы у Дэррелл в тот день были сплошь в пятнах от чернил.

– Как будто Дэррелл способна на такое! – возмутилась Салли. – Да как ты можешь слушать Гвендолин, когда она говорит подобное?

– Я не могу ее остановить, – ответила Мэри-Лу, и ее лицо снова приняло испуганное выражение. – Ты же знаешь, она постоянно говорит о том, что мы друзья, и что она может говорить со мной обо всем.

– И ты действительно с ней дружишь? – настаивала Салли.

– Нет. Не совсем. И мне не хочется говорить ей о том, что я не хочу ее дружбы, – сказала Мэри-Лу. – И не называй меня трусихой. Я знаю, что я такая. Но никак не могу с этим справиться.

– Время вышло, Мэри-Лу, – объявила сестра-хозяйка, входя в палату. – Передай Дэррелл, что она может зайти в течение получаса, и принести с собой простые игры вроде «Счастливой семейки». Но только не «Снап»*.