Первые. Наброски к портретам (о первых секретарях Краснодарского крайкома ВКП(б), КПСС на Кубани)

Недавно мне позвонил бывший коллега и говорит: надо помочь одному нашему товарищу. У него с сердцем плохо, положили в больницу и попросили 46 тысяч рублей за операцию. А у него ничего нет. Вот такой выбор без выбора: только на тот свет. Все это не укладывается в сознании нашего человека. Российская компартия предупреждала обо всем. Но народ оказался на волне всеобщего отрицания, разрушительства.

Явление партократии было всегда и всегда останется. Василий Николаевич Дьяконов вышел из партии, как только почувствовал: их взяла. Теперь он при случае и без случая бьет себя в грудь, что он демократ. А на деле он — бывший партократ, комсомольский работник, он оттуда. Трагедия нашей партии, которая породила вот таких политических перевертышей, в этом. Вы посмотрите биографии наших нынешних лидеров. Они‑то ведь в партию вступали по конъюнктурным соображениям. Жизненный путь у всех приблизительно одинаковый. Например, у Михаила Сергеевича Горбачева стаж трудовой после университета — 10 дней. Очень показательно! Вуз, потом комсомол — и пошли по ступенькам. Они не знают жизни. И это их трагедия, наша общая трагедия. Они нигде не успели оставить свой след, не успели повариться в трудовом котле. Жертвы пороков нашей системы. Ведь кадровая политика не самая лучшая была.

Однако так называемого застоя я не вижу. Застоя не было, это миф, придуманный демагогами, клеветниками.

— А что же было?

— Была нормальная работа. Чтобы понять, какой в этот период был «застой», достаточно взять статистические данные по той же Кубани. За пять лет в сельском хозяйстве приросты производства были на уровне 30 процентов. Ска жите, это застой? То же самое но Ростовской области, по Ставропольскому краю, Воронежской, Белгородской областям. Это те районы, которые я хорошо знаю.

Вы молодые, вам легче отрицать, а мне легче утверждать.

Да, мы многое делали не так, поэтому я и за перестройку выступил, но динамика в целом была положительной. Застой, как способ все отрицать, чтобы лишить нас самобытности, своего, особенного. Урхо Калево Кеккенен, мудрый человек, когда его лет двадцать назад обвиняли в терпимости к коммунизму, сказал: «У большого медведя под боком шалить нужно осторожно».

Этот «большой медведь» всегда мешал всем. И Никсон, и де Голь в свое время говорили: вас слишком много. А Советский Союз начал набирать мощные обороты.

Опять‑таки обратимся к Кубани. Если бы мы успешно осуществили ту интенсификацию сельскохозяйственного производства, которая уже громко заявила о себе в 87–88 годах, мы бы уже ломали голову над тем, куда девать продукты. Нам нужно было просто — напросто решить проблему тех 30 процентов продукции, которые пропадали от бесхозяйственности, да, собственно, не от бесхозяйственности, а от потребительского подхода к сельскому хозяйству.

Мы становились крепко на ноги, что и забеспокоило сильных мира сего. Что они сделали? Отказали нам в средствах защиты растений, в кормовых добавках. А потом и вообще забыли, что была такая продовольственная программа.

— Иван Кузьмич, вы перенесли инфаркт. На то были какие‑то личные причины или вы так пережили то, что случилось с партией, со страной? Что с вами произошло.

— Со мной произошло то, что должно было произойти с каждым нормальным человеком.

Я последние три года, вы помните, был в эпицентре политической борьбы и принял на себя шквальный огонь буквально всех калибров. Телевидение, «Огонек», «Комсомольская поавда», «Московские новости», «Известия» — не проходило л недели, чтобы я не был выставлен в самом карикатурном свете.

Меня и мою семью шантажировали телефонными звонками, угрозами, причем достали и самых дальних родственников. Нашлись добровольцы и поехали по тем местам, где я жил и работал, — а я по России поколесил порядочно. Искали на меня компромат.

Я понимал, что политическая борьба — это очень серьезно, старался держаться, не срывался. У меня внутри была пре дельная ясность: либо я предаю своих товарищей, дело наших отцов, ухожу в тень, либо надо держаться. Я и держался, сколько мог. Но не каждому суждено выдержать такой пресс. Мне было не суждено…

Зато у меня сейчас есть время обобщить, сказать себе самому, где и в чем я был сам виноват. Например, в силу своей неискушенности в большой политике многое принимал за чистую монету. Я думал, что политика не столь безнравственна, как оказалось.

Вы помните выступление бывшего шефа КГБ Крючкова на одном из Съездов народных депутатов об «агентах влияния»? Речь тогда шла о записке Андропова в Политбюро, которую он написал еще в 1978 году и которая до сих пор не предана огласке. Та система занималась не просто вербовкой агентов. Вспомните, с чего начиналась у нас критика существующего строя? С разговоров о том, что «у них» все лучше. Мы к ним ездили, нам показывали только хорошее. Понятное дело, какой же хозяин покажет плохое? А теперь выясняется, что не так все «там» безоблачно. Об этом много пишут сейчас наши диссиденты. Они криком кричат: что ж вы делаете, вы же совсем не знаете этой жизни!