Кампари Оранж — Минераль, вермут, Блу Кюрасо, водка «Горбачев», канапе с осетровой и кетовой икрой, семгой и ветчиной, судак фаршированный в желе, жюльен из птицы, судак «Орли», шницель по — венски и т. д. и т. п.
Всё это подавали в краснодарском «Интуристе» в минувшую пятницу. Плюс апельсины, ананасы, бананы, киви. Плюс вежливость и невероятная услужливость официантов. Плюс 150 гостей из Австрии. Плюс почтеннейшая краснодарская публика. И плюс мадам Улли и Янк Вальтер — молодожены.
Известная австрийская предсказательница мадам Улли выбрала Краснодар для своего бракосочетания совсем не случайно. Он, но её глубочайшему убеждению, есть ни что иное, как энергетический «пуп» Земли. И именно поэтому её брак с господином Вальтером должен стать счастливым. Надеемся, конечно, что так оно и будет.
К свадьбе готовились основательно. Две звонницы, встречавшие молодых чудесным перезвоном у входа в «Интурист», — из Петропавловской крепости. Звонари, соответственно, вместе с ними оттуда же. Посуду, напитки, часть продуктов мадам Улли, по всей видимости, прихватила с собой, когда улетала из Австрии. У нас‑то со стеклом напряженка, и поэтому интуристовские рестораны и бары периодически растаскивают по стаканам. Подчистую. И можно предположить, что мадам Улли за время прошлых визитов в Краснодар сделала для себя соответствующие выводы.
Австрийская публика улыбалась и была рада за молодых.
Краснодарская публика была счастлива, наслаждаясь яствами и изысканной обслугой».
А как же была отмечена в российских средствах массо вой информации смерть известной поэтессы? Вот что об этом говорит Виктор Кожемяко:
«…Я старательно смотрел 10 мая все основные информационные программы по всем каналам так называемого российского телевидения. Ни в одной из них не было даже упомянуто о 75–летии Юлии Друниной! Естественно, не было и никаких других передач, ей посвященных. И это при том, что накануне все каналы с утра до вечера говорили о 75–летии Окуджавы, а девятью днями раньше с экранов не сходил Виктор Астафьев, удостоенный в связи с таким же юбилеем высочайшего ордена из рук самого Ельцина.
Что ж, удивляться не приходится. Режим вознаграждает тех, кто радовался развалу великой страны в 1991–м и ликовал, созерцая расстрел Верховного Совета России в 1993–м. Друнина же слишком остро напоминает о трагедии этих лет.
А разве нормально, что два месяца назад все телеканалы замолчали 75–летие выдающегося писателя фронтового поколения Юрия Бондарева и почти ничего не сказали в прошлом году о 80–летии Михаила Алексеева, крупнейшего русского писателя — фронтовика, завершившего недавно работу над исповедальным романом «Мой Сталинград»? Для этого режима, оказывается, такое нормально. Не восхищаются писатели новым режимом — значит, и нет таких писателей…»
На берегу Лабы, там где простилась с жизнью Зоя Боровикова, в майские дни, когда она родилась, появляются весенние цветы. Иногда, брошенные чьей‑то рукой в воду, они неторопливо, словно память, проплывают, напоминая нам о многом.
«МИНУВШЕЕ ПРОХОДИТ ПРЕДО МНОЮ…»
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Прочитав работу Виктора Николаевича Салошенко еще до сдачи ее в набор, я, беседуя с ее автором, невольно пустился в отрывочные, хронологически непоследовательные воспоминания о тех временах и тех людях, о которых в ней повествуется. И мне было предложено поделиться кое — чем из того, что всплыло в моей памяти, что прошло через мое детство, мою молодость, мои зрелые и вот уже преклонные годы…
Собственно, охваченные автором события для меня не только история, не только нечто стороннее и далекое, а сплошь и рядом очень личное. Обращение в книге к деятелям, в разные годы стоявшим во главе моего родного края, по — разному запечатленным в моей памяти, дает мне повод обратиться к пережитому мною вместе с моими согражданами. Время, его атмосфера — главное для меня. А деятели… Об одних я ничего не могу вспомнить и сказать, ибо они никоим образом, то в силу моего возраста, то по стечению обстоятельств не проходили через мои дни; о других же остались в памяти лишь сугубо личные впечатления, малой толикой которых я попытаюсь кратко поделиться, извлекая на свет отдельные, на мой взгляд, наиболее характерные эпизоды, не злоупотребляя ими. И, конечно же, придется упомянуть о других заметных людях, с кем довелось встречаться и как‑то общаться…
Главное же, что побудило меня взяться за послесловие, — это возможность со своей «личной колокольни», пусть коротенько, оглядеть дорогое и святое для меня время, не претендуя на историческую полноту освещения его и тем более на аналитические оценки того, что вершилось на моих глазах.