Первые. Наброски к портретам (о первых секретарях Краснодарского крайкома ВКП(б), КПСС на Кубани)

Алексеевы и Бакалдины завели традицию чаепитий вечерами под выходной день. Мама моя пекла пироги, слывшие легендарными, и на фанерном кругу, покрытом большой салфеткой, свежеиспеченный пирог приносился в более просторную квартиру Алексеевых, и там я пучил глаза на казавшегося мне очень крупным и очень красивым человека со смуглым (или обветренным?) лицом — Дмитрия Петровича Жлобу, всегда восхищенно нахваливавшего мамино искусство. Поверьте, я не помню вина за этими чаепитиями. Я запомнил особо один момент. По Шаумяна, направляясь в баню, шли строем красноармейцы и пели строевую песню: «Вперед, вы, жлобинцы лихие, не в первый раз вам наступать…». Песня громко звучала за открытым окном, а меня в это время сам песенный герой, сам Дмитрий Жлоба, взяв за руки, как на качелях, покачивал, поставив на ярко начищенный носок своего большого щеголеватого сапога… И еще до полной реабилитации героя я напишу: «Но перед правдой меркнет злоба, и, прежней славой знаменит, еще взойдет товарищ Жлоба на солнцем залитый гранит…»

Из тех, кто сходился на чаепития у нас и у Алексеевых, я, нет — нет, могу теперь встретиться лишь с одним человеком, самым юным из всех собиравшихся в той компании — Василием Ивановичем Семинихиным, тоже щеголявшим тогда в добротной гимнастерке, в бриджах, в сапожках и с браунингом в желтой кобуре на широком туго затянутом кожаном поясе. Потом уже, в послевоенные времена, мне придется общаться с ним в годы его пребывания на партийных и советских должностях, особенно тесно — в период его руководства краевым радио и телевидением. Остальных уже нет…

Вообще не только из‑за профессии отца, но из‑за самого характера тогдашней повседневности мне, мальчишке, жизнь представлялась сплошным строительством. Под руководством Д. П. Жлобы возводились каналы и рисовые чеки в низовьях Кубани, разбивался Сад — гигант в станице Славянской… По радио и в газетах говорилось о Днепрогэсе, о Магнитке, о Сталинградском, Харьковском и Челябинском тракторных, о

Сельмаше в Ростове — на — Дону… Даже в общем‑то в обочинно тихом Краснодаре один за другим вырастали цеха завода им. Седина, масложиркомбината им. В. Куйбышева и, наконец, ЗИП… Строились всенародно водохранилища… Шла борьба за урожай, превышающий урожаи дореволюционной Кубани, за — аж стопудовый! Следовательно всего лишь за получение 16 центнеров зерна с гектара. До рекордов семидесятых-восьмидесятых годов, до урожая в 60, а то и в 80 центнеров вела дорога титанического труда и дерзких поисков. Людям не просто поверить, как в Краснодар без деревьев на улицах, так и в то, что большая страна, постоянно живущая на краю военной пропасти, ежесекундно готовая сорваться в нее, не имела сил и средств защитить себя в той войне, которую заранее назвали «войной моторов». А противостоял нам капиталистический мир великой индустриальной мощи и самой изощренной технической мысли. Нам же приходилось все начинать с нуля. И нельзя об этом забывать, и преступно об этом умалчивать! Таковым было наследство нашей исконной, иконной и посконной Расеи — матушки…

Сейчас я могу лишь удивляться тому, что находились средства и силы еще и на строительство стадионов, о коих и не ведала Россия; Дворцов пионеров, школ, вузов, домов культуры, больниц, санаториев, пионерских лагерей, баз отдыха и жилья…

Это особенно ярко проявилось в строительстве нового Сочи. В конце мая 1936 года мы с мамой при довольно крутой волне высадились с борта комфортабельного теплохода «Аджаристан» в моторный баркас, доставивший нас к сочинской свайной пристани.

Нынешнего красавца — порта не было и в помине… Не было и прибрежной береговой железнодорожной ветки Туапсе-Сочи… Многого и из того, что так присуще нынешнему Сочи, еще не было… Отцу были поручены большие объемы бетонных работ. Только что, еще не полностью, вступил в строй санаторий РККА им. К. Е.Ворошилова, заканчивалось строительство санатория для работников тяжелой промышленности им. Серго Орджоникидзе, возводились другие здравницы, а заодно большая больница и школы.

Как‑то краснодарская городская газета поместила коротенькую информацию о собрании сочинских коммунистов, приправленную мыслишкой о том, что, дескать, мало они поразрушали, еще, мол, захотелось… Отец последние два — три года своей жизни с болью воспринимал всякую перестроечную мерзопакость и галиматью, а тут лишь рассмеялся: «Вот же стервецы!». По трудовому соглашению, заключенному отцом с властями города — курорта, его семью прикрепили к питанию в столовой санатория ВЦИК СССР «Кавказская Ривьера» и с предоставлением пропусков на пляж и на территорию здравницы. Там я вместе с мамой и её тогда еще молоденькой сестрой Тамарой Кирилловной Чередниченко оказался в окружении очень солидных людей, буквально государственных мужей того времени.