Первые радости (Трилогия - 1)

Внезапно покраснев, она слегка отодвинулась от Цветухина.

- У меня совсем другой жених, - проговорила она с короткой усмешкой.

- Не может быть! Кто такой? Секрет?

- Один спортсмен.

- Спортсмен? Цирковой борец? Гимнаст? Наездник? Вы шутите!

- Почему же?

- Но это ни на что не похоже! Как его фамилия?

- Шубников.

- Шубников... - повторил Егор Павлович. - Шубников... Позвольте. Мануфактурщик?

- Да.

- Боже мой!

Он вскочил, отошел к окну, вернулся, постоял тихо около Лизы, всматриваясь в ее наклоненную голову, и спросил:

- Сватовство? Да?

Она молчала. Он опять сел рядом, теребя шевелюру и будто отвечая своим мыслям частым, обрывистым откашливанием.

- Послушайте, Лиза. Я, кажется, начинаю понимать. Довольно обыкновенная судьба девушки. Любовь к одному, замужество с другим, да? Не надо этого делать. Нельзя этого делать. Нельзя идти против себя. Это потом скажется, всю жизнь будет сказываться. Лучше сейчас взять на себя что-нибудь тяжелое, опасное, перенести какое-нибудь потрясение, но чтобы потом не ломать себя всегда, не каяться постоянно, когда уже все будет непоправимо. Вас принуждают, да?

- Не знаю, - сказала она. - Это называется как-то по-другому.

- Это называется: вам хотят добра, - верно? Почтеннейший Меркул Авдеевич заботится о счастье своего чада. Ведь так? О, - с горечью засмеялся Цветухин, - о, как я хорошо вижу вашего батюшку в роли устроителя счастья своей ненаглядной дочки! Несчастья, великого несчастья! - вскрикнул он, обеими руками схватывая руку Лизы. - Опомнитесь, милая! Этого не должно быть.

- Этого не будет, - сказала Лиза, высвобождая руку, - если вы поможете Кириллу. Помогите ему, помогите!

Она закрыла лицо, облокотившись на стол.

- Я даю слово, - ответил Цветухин приподнято и задушевно, - даю вам слово, что вместе с Пастуховым сделаю все, что в наших силах. Но и вы дайте мне слово, что не будете безрассудно коверкать свою жизнь.

Она поправила волосы и распрямилась.

- Вы говорите, нельзя идти против себя. Значит, идти против отца?

- А чем помог бы вам Кирилл? - вдруг трезво сказал Цветухин.

Он снова поднялся, молча походил по комнате, заглянул в раскрытую книгу, перелистал несколько страниц, пожал плечами.

- Кирилл еще мальчик, школьник. Вы заметили, как он ревновал вас ко мне? - засмеялся Цветухин.

Лиза опустила голову.

- Хотите, я вам скажу, кто такой Шубников? Этот избалованный купеческий дофин, этот сластена...

- Нет, нет! - сказала Лиза. - Я не знаю его и не хочу знать.

Он перевернул еще страничку.

- Вы любите стихи?

Она не ответила.

Он прочитал сочным, шелковистым голосом, откинувшись к окну:

Строй находить в нестройном вихре чувства,

Чтобы по бледным заревам искусства

Узнали жизни гибельный пожар...

- Хорошо? - спросил он и неслышным шагом подошел к Лизе.

- Я боюсь стихов, - сказала она.

- Почему?

- Я их не понимаю и... люблю.

Он пристально изучал ее лицо.

- Знаете что, - сказал он, будто удовлетворившись своим исследованием и придя к нужному решению. - Возьмите меня в союзники против вашего отца.

Она точно не решалась поднять голову.

- Если вы откажетесь выйти замуж за Шубникова, вам надо будет уйти из дому. Я хочу вас поддержать. Я вас устрою.

Она встала и, не глядя на него, проговорила:

- Это будет не только против отца, но и против меня самой.

- Спасибо, спасибо! - воскликнул он с веселой беспечностью и с тем шумным уверенным смехом, которым владеют хорошие актеры.

Он поболтал ложечкой в расплывшейся на блюдце жидкости и вздохнул неутешно:

- Бедное мороженое, бедное мороженое!

- Я пойду, - сказала Лиза.

- Подождите, может быть, еще придет Вера Никандровна. Куда вам спешить, Лиза?

- Нет, я пойду. Благодарю вас за ваше обещание. Прощайте.

Она подала ему руку и, торопясь, высвободила, почти вырвала ее.

В третий раз она уходила, убегала от Цветухина. Зной опалил ее на дворе. Горячий, неподвижный, томительно предчувствующий перемену, он удушал ее беспощадно.

25

Мебель была давно реставрирована, книжный шкаф и диван стояли зашитые в тесовые решетки, надо было бы отправлять кабинет в Петербург, а Пастухов все еще не мог сдвинуться с места. Он должен был окончить новую пьесу. Московский театр, при поддержке телеграфа, то ласково, то отчаянно и даже грозно увещевал не затягивать работу, и он сам тревожился, что дело близится к осени. Но два-три персонажа его пьесы не догадывались, как выйти из игры, навязанной им автором, и он скучно примеривал к ним обличья своих знакомых, чтобы распутать неподатливый узел.

Он понимал, что слишком зажился в этом городе сарпинки, отставных генералов и мучных королей. Но он знал также, что, когда вывезет отцовский кабинет, больше незачем будет приезжать сюда, под кров своего детства.