- Вы ведь у нас давно гостите? Знаем, знаем. Творите, да? Чем нас собираетесь порадовать?.. Ах, новая пьеса! Не скажете, о чем?.. Ах, нет? Но что-нибудь жизнерадостное, бодрое?.. Ах, трудно сказать! Ну, понятно, раньше времени... Процесс творчества. Своего рода - тайна. И вероятно, для вас самого, как это? "И сквозь магический кристалл даль своего романа он еще не вполне ясно различал". Помним, помним с молодых ногтей...
Пастухов заметил беглый взгляд Ознобишина, обаятельно улыбнулся, сказал:
- Очень верная мысль.
- Мысль Пушкина, разве может быть она неверна!
- Мысль безусловно Пушкина, - подтвердил Пастухов.
- Ах, слова, слова не те! - воскликнул подполковник, будто осчастливленный своей догадливостью. - Понимаю, о, понимаю, что для поэта означают слова. Мысль изреченная... Но вы должны извинить. Со школьных лет трудно так уж в точности все упомнить. Иногда рад бы освежить что-нибудь в памяти, повторить. Какое! Посмотрите.
Он сокрушенно повел рукой на гору разноцветных папок впереди и позади себя.
- И к тому же, волею судеб, мы заняты больше не формой, не формалистикой, так сказать, - о нет, напрасно вы подумали бы!
- Я ничего не думаю, - весело сказал Пастухов. - Я вспомнил анекдот. Одному барину пожаловали чин пятого класса. Другой поздравляет его и говорит: "Завидую, ваше превосходительство, какая теперь вам по чину роскошная форма положена!" А тот в ответ: "Э, что там форма, друг мой, а вот со-дер-жа-ние!"
Все замерли на секунду, потом задвигались, потом Ознобишин произнес негромко:
- То есть содержание в смысле оклада?
- Очень тонко изволили подметить: в смысле оклада, - ответил Пастухов, как приговоренный, вздохнув.
Тогда Полотенцев обрадованно захохотал, повторяя:
- Форма - что, а вот со-дер-жа-ние, ха-ха-ха!
- Так вот, если позволите, насчет содержания, - тоже смеясь, сказал Пастухов. - Я не хотел бы отнимать время.
- Да, - спохватился Полотенцев, однако все еще не в силах удержать смех, - один вопрос, который, так сказать, побудил обеспокоить... Что там у вас происходило, скажите, пожалуйста, с этим Парабукиным?
- Парабукиным? - изумился Пастухов. - Каким Парабукиным? Ах, этим... как его, галахом, которого ушибло на пристани?
- Да, да, да, но только вы ведь ездили к нему в ночлежку много раньше, чем его ушибло, так ведь!
- Господи боже! - слегка отмахнулся Пастухов, досадуя и смеясь. - Ведь это же все выдумки Егора! Ну, Цветухина!
- Ну, понимаю, понимаю! Изучение типов, поиски, так сказать, героев будущих шедевров. Вам это не менее поучительно, чем артисту. Но можете представить, какая история: на берегу среди этих типов разбрасывались прокламации, весьма, знаете ли, решительного, - Полотенцев поднял палец высоко над лысиной, - решительного направления!
- Так вы хотите мне присобачить эти прокламации? - просто спросил Пастухов.
- Присобачить, - опять захохотал подполковник, - вы скажете! Да и как вы себе рисуете нашу, так сказать, форму?
- Меня занимает не форма, - вторил ему любезным смешком Пастухов, форма - что?
- Понимаю, понимаю! - хохотал Полотенцев. - Вам кажется, у нас все вот так - раз, два и - в кучу! Извините. Мы вам ни одной строчечки не припишем, да и не приписываем, а только хотим, чтобы вы внесли известную ясность.
- Во что именно?
- А вот, можете ли вы подтвердить, что когда вы пригласили Парабукина к знакомому вам актеру, приятелю Цветухина, где присутствовал также Рагозин, то там состоялась передача Парабукину революционных прокламаций?
Пастухов медленно вытерся платком, лицо его словно опухло и стало большим, он проговорил сумрачно:
- Вот что, господин подполковник. Вы задаете вопросы, от которых, может быть, зависит судьба людей и моя судьба. Я поэтому буду вас просить перейти на официальный язык ж допрашивать меня... как полагается по закону.
- Ах ты, господи, да вы, оказывается, и есть настоящий формалист! разочаровался Полотенцев.
- И чтобы не было недоразумений, - упрямо и как бы туповато продолжал Пастухов, - я вам сейчас же заявляю, что фамилию Рагозина я слышу от вас впервые, а также что у Мефодия тогда действительно состоялась передача Парабукину... стакана казенного вина крепостью сорок градусов, который он и вывил за свое здоровье.
- Ну, что же вы сердитесь, Александр Владимирович? - почти обиженно сказал подполковник. - Ведь вот, собственно, вы и ответили. И это, собственно, все. Больше от вас ничего и не потребуется, право.
Он обратился к чиновникам. Товарищ прокурора не проронил ни звука, держась ровно и прямо, как отточенный мелок, будто больше всего остерегался помять свой белоснежный китель. Тогда Ознобишин, подавшись кенгуровым своим корпусом к подполковнику, произнес осторожно, но с какой-то торжествующей яркостью в голубоватом, остром взоре:
- Я не в виде вопроса, господин подполковник, но только, если разрешите напомнить: в деле имеется показание относительно встреч господина Пастухова с Кириллом Извековым.
У него чуть-чуть дрожали женственные его пальчики, и, чтобы скрыть это, он совсем не по-летнему потирал кисти рук. Товарищ прокурора молча косился на него.